Замечательный, уютный город Париж, вот бы родиться в нем, а не в сумрачной огромной и холодной России, которая когда-то в одночасье взбесилась и до сих пор продолжает стезю беснования. Дитмар давно не гулял пешком, видел нынче город будто впервые, и вдруг подумал, что через месяц ему семьдесят три, и, когда он умрет (или его убьют), новая пластмассовая штучка у него во рту, которая доставляла сегодня такую радость, тут же превратится в совершенно не нужный, бессмысленный предмет и сгинет вместе с его телом. Тело всегда мало интересовало его, потому что не беспокоило. Он был высок, здоров, хорошо сложен, иногда, по кадетской привычке, занимался гимнастикой и обливался холодной водой. Спину всегда держал прямо, и только с возрастом стал иногда сутулиться. Замечая за собой эту неприличную слабость, нарочно выпрямлялся.
Предчувствие надвигающегося и неизбежного конца, его, привычного к смертям военного человека, настигло всего несколько лет назад. Началось с, казалось бы, совершеннейшегося пустяка. Вдруг заболел кот, которого они с Верой возили с собой с тридцатого года. Отказался есть, похудел, стала выпадать шерсть. Вера лечила, делала какие-то уколы. Аркадий Сергеевич держал исхудавшее кошачье тельце, одной рукой ухватив за холку, другой – за передние лапы, а Вера насильно кормила его мелкими кусочками вареной рыбы. Пытка была длительной, Дитмар и кот подолгу смотрели друг другу в глаза. Кошачьи, круглые от оскорбленного достоинства, были такими выразительными, такими человеческими, в них мрачно горело столько укора, ужаса и недоумения, что генерал стал иногда представлять себя этим котом. Переселялся в его шкурку. После принудительных питательных процедур кот обиженно прятался в самые недоступные места в их небольшой квартире, его трудно было найти, а когда находили, он глядел сурово и сумрачно, будто говорил: «Даже умереть не дадут спокойно!». Умереть ему не дали, подлечили. Он стал старым, философичным и печальным. Больные кошачьи глаза открыли Аркадию Сергеевичу какую-то тайну, ту тайну, которая в азарте всей его опасной военной и заговорщицкой суеты была от него скрыта, отодвинута на дальний план. Тайну отдельной жизни и одинокой смерти каждого существа. Он обрел некое знание. Однако, попробуй он рассказать о нем словами, а тем более, повинуясь ему, – изменить катящуюся по своей ухабистой, но наезженной колее жизнь – ничего бы не вышло.
Аркадий Сергеевич Дитмар возглавлял Союз Русских Воинов, который послал Мартына с товарищами в Россию. Шифровка от финских друзей об их погибели только что долетела до Парижа.
Склонив голову, Дитмар молча сидел за обширным письменным столом. Перед ним, чуть не сталкиваясь, расхаживали два генерала, те, кто лет на двадцать – двадцать пять моложе – Абрамов и Саблин. Подлинное их генеральство было в прошлом. Уже давно они стали просто эмигрантами и носили, как и Аркадий Сергеевич, только штатское.
– … опять, опять и опять! – выкрикивал рыхлый Абрамов,
