покажите ему, – крикнул один из крестьян и похлопал у себя между ног.
– Веди себя прилично, Калош, – важно произнёс Гарабос, и все опять дружно захохотали. – Её вправду так зовут, мальчик.
– Дразнят? – спросил мальчик.
– Ну, считай, дразнят, – сказала Мария. – Что тебе нужно, мальчик?
– У меня записка для того, кого зовут мсье Жорж.
– Можешь дать ее мне, смотри, я сейчас превращусь в Жоржа.
Она сделала грозное лицо и с помощью ветки петрушки изобразила усы. Мальчик протянул Марии клочок бумаги.
Поздно вечером её автомобиль остановился возле городской гостиницы. В гостиничном кафе, где в табачном дыму густо роился местный народ и дребезжал граммофон, навстречу Марии из-за столика поднялись Вера Ивановна и Бельский. Женщины бросились друг к другу, обнялись.
– О, Господи, Вера Ивановна, Верочка!
– Машенька, Маша!.. Ты перестала писать! Четыре года! Последняя твоя открытка… Четыре года назад. Как не совестно!
– Совестно… Стыдно… Как Аркадий Сергеевич?.. Он… жив?
– Жив, слава Богу. И тебя все вспоминает. То и дело: что же Маша ничего не пишет? Где она? Мы уж и не чаяли тебя здесь найти. Могла ведь и куда-нибудь уехать. Почему исчезла? Почему не писала?
– Так вышло, Верочка. Если честно – сперва не хотела… Другая жизнь заварилась, понимаете?.. Потом муж тяжело болел. Долго болел. Умер.
– А мы так ничего и не знали… Даже мужа твоего не знали… Ты исчезла, словно растворилась, забыла нас в одночасье.
– Никогда не забывала.
– Мы… с просьбой от Аркадия Сергеевича. Собственно, всё расскажет Петр Петрович, а я здесь только как знак… как залог, что он от Аркадия Сергеевича, чтоб ты понимала, что Петру Петровичу можно доверять. И чтоб он тебя с кем-нибудь не спутал… Я вас оставлю… Петя, не забудьте – завтра утром вы везете меня на станцию. Или прямо в Париж. Я должна вернуться. У меня послезавтра дежурство в больнице.
– Мы на автомобиле, – поклонился Бельский Марии.
– Спокойной ночи, – сказала Вера Ивановна, встала и направилась к лестнице на второй этаж. Потом вдруг вернулась:
– Я не должна этого говорить, но скажу. Маша, выслушай Петра Петровича и откажи ему. Пошли к черту. Это я говорю для твоей же пользы. Я ничего не знаю, но сердцем чувствую.
– Неплохое предисловие! – сказала Мария, когда Вера Ивановна уже поднималась по лестнице. – Ну, юноша, рассказывайте.
– Надеюсь, тут никто не понимает по-русски, – Бельский оглянулся и наклонился к Марии через стол. – Я, Мария Игнатьевна, даже не знаю, с чего начать. Мне Аркадий Сергеевич о вас рассказывал. О ваших подвигах. Вы – настоящая героиня. Я вам завидую.
– Так. Завидовать, собственно, нечему, – сказала Мария. – Не нужно торжественных маршей. Мне уже и так всё понятно. Старик хочет, чтоб я опять пустилась бы в какую-нибудь
