не вернулся.
– Царствие небесное, – перекрестилась Мария.
– Последний – Мартын Сотников, – сказал Бельский.
– Мартышка?! О, Господи! – она встала.
– Вы его знали? Он мой близкий друг.
– Знала. Ребенком, – она опять села, отвернувшись к окну. – Я его на лодке катала. Мне было… наверное, четырнадцать, а ему – не помню. Маленький был совсем. В Сиверской, в нашем имении. Можно сказать, на руках носила…
Она умолкла, задумавшись, наверное, погружаясь в далекое, навсегда исчезнувшее безоблачное солнечное лето. Потом обернулась к Пете:
– Спуститесь-ка вниз, принесите коньяку. У вас есть деньги?
– Казенные.
– Держите, – и протянула кошелек.
Она плеснула в стаканы из маленького графинчика. Бельский глотнул, закашлялся.
– Извините…
– Эх вы, Петя. Вы что никогда коньяк не пили?
– Не пил, знаете ли. Только вино, понемногу.
– А я вот предпочитаю крепкое. Ладно. Рассказывайте.
– Следующим должен был идти я, но после… того… после Мартына… Аркадий Сергеевич запретил все походы.
– Ну что ж, вам повезло, сударь. Бог вас бережет.
– Вы так думаете?
– Именно… Но чего же старик хочет от меня?
– Не знаю, но что-то важное.
– Вы не знаете, Вера Ивановна не знает. Как я могу что-то решить?
– Аркадий Сергеевич сказал: «сие доступно только женщине». Так и сказал.
Мария надолго замолчала. А потом:
– При чём тут женщина? И при чём тут я?
– Не знаю. Он вам сам расскажет. Так вы едете в Париж?
– Бог знает. Мне нужно все обдумать. И потом представьте – я исчезаю, исчезаю, видимо, надолго. Что я скажу мужу? Хоть он и не настоящий муж. Действительно – что я ему скажу? Еду куда? Зачем? Принесите-ка еще! – она протянула Бельскому графинчик. – И лучше графин побольше.
Он вышел. Мария стояла, замерев. Потом вдруг начала торопливо раздеваться. И, когда Бельский вернулся, она уже лежала под одеялом на его кровати, закинув обнаженные руки за голову, и лукаво улыбалась:
– Мне же надо объяснить мужу, почему я его покидаю.
Петя замер с графином в полусогнутой руке. Обнаженность, белизна в сравнении с загорелым лицом и округлость обычно прижатой к телу стороны женских рук, теперь же похожих на брюшки больших рыб, казались ему совершенно непристойными. Щеки его, и так румяные, налились пунцовой краской.
– Ну! – сказала Мария.
Петя переминался с ноги на ногу.
– Что?
– Вы… у тебя что – никогда не было женщины?
Петя Бельский замотал головой.
– Иди ко мне, – сказала Мария. – Ну, не бойся, подойди. Возьми стаканы. Сядь рядом.
Он осторожно
