оже ведь живой человек. И неужели ей хочется по-другому?
Ведь в книжках написано про эти охи-ахи-вздохи, а в кино затуманенная обстановка, где ничего не видно кроме скользящих тел…
Но мне-то хочется так, а не иначе… Это же ведь природой придумано…
А если я вдруг увижу всё это, обалдею, и кончу сразу прямо на неё от первого прикосновения?
Парни такие все гиганты и силищи в них, и так у них было, и эдак. Думаю, врут все, Дон Жуаны тоже мне…
Точно врут. Видел я их глаза, когда она со мной шла – все слюной изошли, пошли нафиг, лузеры…
Ну а раз врут, то и бояться нечего – не съест же она меня. А если съест?
Да, проблем… Будь что будет.
Голос сбивается. В голове одно и больше ничего, а словами непонятно что говорю. Не знаю, как сказать, готовился-готовился, и на тебе! Духу не хватает…
А была не была!
– Хочу тебя сзади.
… время замедлилось, всё – сейчас меня убьют.
Какая она грациозная!
– И я хочу…
И смотрит – взгляд не прячет.
– Только не торопись, мне тоже нравится…
Вот это да! И доверие, доверие.
За эти две секунды, пока ты грациозно разворачивалась и выгибалась, да, ради этого стоит жить, и тогда я ещё не знал, сколько раз всё повторится. И когда стояла передо мной, вот так, в боевой стойке, – я понял, что жизнь прожита не зря!
Какая ты бархатистая.
И странно, я больше не боюсь, что что-то может не получиться…
Почему мне хочется поцеловать тебя?
Да нет, не поцеловать, а впиться губами!
Мне хочется что-то сделать – да не знаю, что там нужно делать – просто хочу и всё!
Ну, а раз хочу – так и вперёд!
Как ты интересно качнулась.
Если небо есть, то сейчас оно на уровне этой кровати.
Какая ты вкусная…
Ты толкаешься?
Какой я дурак – уже пора, ты хочешь и зовёшь меня к себе.
Ох-х-х как приятно войти в тебя…
Я хочу, чтобы ты тоже видела, как это красиво!
Куда руки положить? Сюда можно?
Наверное, можно, я же должен знать сам.
Я же сам об этом мечтал. Вот это да!
Как удар тока!
Меня аж всего тряхнуло.
Ты балуешься и качаешь задом. А я весь дрожу.
Ты ещё сильнее выгибаешься, и я беру тебя за грудь. Движения становятся более интенсивными – всё быстрее и быстрее.
Ты начинаешь сильно дышать, всё громче, и стонешь, уже не стесняясь. Я понимаю, что теперь пора.
У меня начинают дрожать ноги, и я сам не замечаю, что уже рычу, темнеет в глазах, всё напрягается, стоп! Удар!
Ещё удар!
Сильнее, и как водопадом окатывает, мы замираем и валимся на бок. Дышим в такт.
Мы такие влажные и счастливые.
Потом это будет тысячу раз, но сегодня был первый.
Девчонки, какие же фантастически красивые!
В последний раз
Бледный дым поднимался ровной струйкой. Эдгар, положив руки локтями на стол, курил на кухне. Делая очередную затяжку, рассматривал тлевшую в пальцах сигарету. Было слышно, как ударяет палец о сигарету при стряхивании пепла. Редко тяжёлый невидящий взгляд от сигареты, словно в пустоту, посматривал в комнату.
Жена, загорелая и стройная, в трусиках, стояла перед зеркалом. Эластичная ткань, как наклейка, ровно облегала тело. Он внутренне взволновался: «С каждым годом она только ярче и обожаемей».
– Марианна, – обратилась к маленькой дочери жена, – принеси пульт от кондиционера. Босые ноги зашлёпали по паркету.
– Спасибо. Иди к папе. Он тебе туфельки новые оденет. Бабушка похвалит тебя сегодня: «О! Какая ты красавица у нас».
Выключив кондиционер, плавно навесом бросила пульт на кресло. Дочь, прелестное создание, обняла ногу матери и прижалась щекой.
Мазнув последний косметический штрих, жена удовлетворённо посмотрела на любимицу.
– Дочь, ты чего? Завтра вечером в парк пойдём, на любимых лодочках
