жет все сам. Без посторонней помощи. И на самый верх он залазит и катится кубарем вниз. Что-то же блестело. И на луну он летит, и вокруг земного шара.
А надо облететь все, пока бензин не закончился. А вдруг там тоже живут? Кто-то же кричал. Не оттуда разве?
И на глубину он ныряет, и по лесу бежит с лопатой, а чтобы все знали. Все видели. Вот он, человек!
Это он прорубает окна,
расщепляет полено на щепки,
возводит в квадрат и в степень,
закрывает на зиму пленкой.
Это он рвет канатные стропы,
варит вар, покрывается потом.
Стучит молотком и кувалдой,
роет ямы, сжигает баллоны.
У него на руках по пять пальцев,
на ногах сапоги из резины,
он как будто бы что-то знает.
Только разве об этом расскажешь?
Перед ним все дороги, все двери,
как открыть, если ключ не подходит?
Или просто стоять и стучаться,
кто стучится, тому открывают.
Человек!
На него сверху падают камни,
за спиной рвется жаркое пламя,
впереди ничего не видно,
а потому что нет ничего.
Здесь построится новый город!
Город песен, и город деревьев,
с именами своих героев,
о которых напишут в газетах.
И будут цвести хризантемы,
а по ночам падать снег…
Человек!
Только он знает место и время,
где сочится металл, где под солнцем
вырастают подсолнух и репа,
где тихонько, почти незаметно
под водою сидят водолазы.
Только он знает, как и откуда
на свету появляются блики,
где хранится плакат, и про тело,
абсолютно черное тело.
Он идет то на юг, то на север.
Что-то ищет и что-то находит.
Сам не знает порой, что же это?
Красиво сверкает на солнце,
как будто бы с синим отливом.
Товарищи тоже не знают,
никогда не видели раньше.
Нагрели и вдруг стали кашлять,
не астма ли это? не коклюш?
а может быть, все простудились?
Человек!
Рядом с ним все понятно и просто.
Тут кольцо, за него нельзя дергать.
Здесь две муфты, в углу трансформатор.
Справа ящики, слева рулоны,
по бокам паровые насосы.
И так хочется плакать от счастья,
от того, что живешь человеком,
что-то хочешь, а что-то не хочешь,
и не знаешь на всё ответов.
Ну что случилось-то?
Я с работы жвчера пришел и так радостно мне! Лежу себе на диване, думаю, ну какая же жизнь у меня! Солнце светит, телевизор работает, душа поет! И ведь кто-то же придумал холодильники и теперь не надо продукты за окно вывешивать, не надо съедать все сразу…
И лежу я так, размышляю о законах термодинамики, о том, что тепло всегда переходит от более горячего тела к менее горячему… Тут вдруг дверь открывается, а это жена моя с работы пришла. И так радостно мне, так хорошо, что она есть у меня!
Выбегаю к ней в коридор, смотрю, а у нее лицо в слезах.
– Галя, – говорю, – что случилось?
Да у меня внутри всё вскипело, кулаки сами сжались.
– Кто обидел тебя? Кто? – обнял ее крепко, прижал к себе и чувствую, что моя она, Галя. Моя!
А она смотрит на меня, ресницы блестят, и слезка вдруг оторвалась и покатилась по щеке. Да деньги потеряла, что еще может быть?
– У меня зарплата, – говорю, – через три дня, мы с тобой в магазин пойдем, яблок купим, конфет, – обнял её крепко-крепко. – Компота вишневого, повидла… А хочешь, – говорю, – я тебе картошки нажарю? А вечером в кино сходим…
А сам думаю, куда мы пойдем? На какие шиши? Да мне занять даже не у кого. А Галя обняла меня, и стоит, горячо дышит в шею. И так мне ее жалко стало. Что случилось-то? Может, думаю, она на переговорном была? С мамой поговорила, заскучала, расплакалась.
– А давай, – говорю, – маму к нам позовем? Пусть она приедет, погостит хоть с недельку. Увидит, какие шторы ты повесила, какие занавески, машинку ей швейную покажешь, по городу погуляете…
А сам думаю, это нам всем вместе в одной комнате спать? Так они же шептаться начнут, чего доброго тесто
