никогда не было.
– Ты опять?
– Слушай. Я крайне благодарен тебе и твоим родителям за тот день, когда вы меня отмыли, обогрели и накормили супом. Серьезно, тот день в какой-то мере изменил мою жизнь, и я его помню, будто это было вчера. Боже, я так испугался – серьезно, если бы вернулись эти дегенераты из вспомогательной школы, вооруженные арматурой, я бы испугался меньше. Я так боялся опозориться перед твоими родителями, что чуть ли не в прямом смысле язык проглотил. Это было сущим кошмаром! А когда ты привел меня в ванную и заставил мыться. Черт, а у вас еще этот кран хитромудрый был… То есть я воду-то включил, а как дальше его вертеть, так и не понял. И стоял под холодной водой как цуцик, аж пипирка скукожилась. И главное, я встал, намылился – как потом понял, хозяйственным мылом, – а сверху на бошку льет студеная водица. Я хотел кого-нибудь позвать, но постеснялся. Ох и воды я вам на кафель налил, аж до сих пор стыдно.
– Да. Мама потом замучилась вытирать. А всего-то надо было занавеску подоткнуть.
– Да, это я потом только понял. Суть-то не в этом. Суть-то в том была, что я вбил себе в голову, что ты непременно будешь со мной дружить. По-настоящему. Есть, знаешь ли, у меня такая странная особенность – я привязываюсь к людям. Как щенок. Я боготворил твоих родителей! И к вам всем привязался. Серьезно, я так хотел, чтобы мы стали друзьями.
– Но мы не могли этого позволить! Серьезно. Мы бы третью мировую затеяли, вот ей-богу! Регионального масштаба.
– Да не затеяли бы! – Женька экспансивно взмахнул рукой со стаканом. – А вдруг наоборот? Вдруг мы что-то бы изменили? Скажи лучше, что тебе было западло общаться с нищебродом.
– Это бы угрожало твоей безопасности.
– Моей? Да меня и так пиздили каждую неделю. Скажи уж – твоей! – Женька, очевидно, чтобы остыть, залпом выпил полстакана пива. – Я же ведь пытался наладить с тобой общение. Подходил к тебе, здоровался. А ты морщил надменное хлебало и делал вид, будто со мной не знаком. А я просто хотел… блин, как в том фильме, знаешь… Ну, где два умирающих мужика угоняют машину, грабят банк и едут к морю. Только чур я Тиль Швайгер.
– Он в конце умер вообще-то!
– Да не важно, – Женькин взгляд затуманился. – Я, может, тоже не видел моря.
– Жень, давай лучше бухать и есть роллы, – произнес обескураженный и сбитый с толку Костя. – А? Помнишь, как раньше говорили: иногда лучше жевать, чем говорить.
Женька энергично закивал.
– Ну, за одиннадцатый «Б»! – предложил Женька и торжественно поднял бокал.
– О да! – с радостью подхватил Костя. – Худший класс за всю историю школы, по версии Изольды Павловны Либерман!
– Ах да, – спохватился Женька, поставил стакан, и глаза его, спрятанные за лучистыми стеклами очков, коварно заблестели. – Кстати, о фрау Либерман. Знаешь, где она сейчас живет?
Костя встрепенулся. Не то чтобы это волновало, но все же…
