военно-воздушных силах. Дэвид служил в Индии и – по крайней мере, как он рассказывал Терри, – наслаждался сравнительно бестревожной войной и грелся на теплом солнышке, по ходу дела коллекционируя хорошие клички для волнистых попугайчиков5 и совершая такие впечатляющие подвиги, как починка машины командира авиакрыла в чистом поле заведением стартера вручную. Затем он привез свои таланты обратно в Беконсфилд, где они пришлись ко двору.
«Клянусь, если бывают заклинатели лошадей, – писал Терри, – то мой отец умел слушать машины. Один конец большого гаечного ключа он прикладывал к виску, а второй – к двигателю, и металлический зверь раскрывал ему свою душу. Хозяева довольно дорогих машин хороших английских марок вроде “Бентли” и “Ягуара” ехали в “Олд-Таун Гэрейдж”, чтобы их послушал он». Во времена безденежья его репутация была семье на руку. Терри помнил, как отец возвращался домой по вечерам и отмачивал руки от смазки и масла в тазу с мыльной водой, рассказывая Айлин, какие получил чаевые от зажиточных завсегдатаев.
Дэвид мог вернуть из мертвых и полную рухлядь, поэтому, что необычно для семьи их статуса, у Пратчеттов всегда имелась своя машина – однажды даже «довольно стильный аэродинамичный “Ровер P4” – “Роллс-Ройс” для бедных», с прикуривателем и кожаным салоном. В конце концов Дэвид продал его коллекционеру, но Терри, несмотря на всю стильность машины, об этом нисколько не жалел. «Я всегда скользил на заднем сиденье из стороны в сторону, а во время долгих поездок на море в салоне воняло, как от дохлой коровы».
Еще одно неизгладимое воспоминание Терри из тех долгих летних поездок на (неизменно) побережье Корнуолла: как машина двигалась через «тучи дыма и всполохи пламени» во время августовского выжигания стерни.
Мать Терри, Айлин Пратчетт, в девичестве Кирнс, была ирландкой по происхождению, а выросла в лондонском Ист-Энде. Она работала секретаршей в «Истон энд Ролл» – беконсфилдском универмаге – и была отличной бухгалтершей, умевшей, по словам Терри, вверх ногами сложить цифры в столбик быстрее, чем большинство людей складывают в обычном положении. В те дни ее характер был энергичным, слегка озорным: она любила потанцевать и выпить и была местной светской львицей. Когда под конец жизни инсульт лишил ее способности говорить, Дэйв Басби – близкий друг Терри, хорошо знавший Айлин и Дэвида, – сказал, что «будто злой бог отнял у нее самое драгоценное».
Но при этом она была внушительной, властной супругой и матерью и – совершенно очевидно – главой семьи. Дэвид, которого она поймала в семнадцать лет, был у нее под каблуком, что он и сам с удовольствием признавал и чего как будто совершенно не стеснялся. А Терри, как часто бывает с единственными детьми, испытал на себе как привилегии безраздельного материнского внимания, так и его недостатки – и давление, оттого что стал единственным воплощением ее послевоенных надежд и устремлений.
«Мои родители оба надеялись
