солдат и служит у графа.
Кеччо развернулся и пристально посмотрел на меня. Маттео сразу понял, что означает этот взгляд.
– Филиппо не бойся. Он так же верен тебе, как и я.
Кеччо кивнул. Потом подал знак молодому человеку, который тут же поднялся, направился к двери, закрыл и запер ее. Какое-то время мы сидели молча. Потом Кеччо встал.
– Я этого не понимаю, – вырвалось у него. Он закружил по комнате, наконец остановился передо мной.
– Вы никогда раньше не видели этого человека?
– Никогда! – подтвердил я.
– Ссору затеял сам Эрколе, – вставил молодой человек, как я потом понял, Алессандро Моратини, брат Джулии даль Эсти.
– Я знаю, – кивнул Кеччо, – но он не решился так вести себя, если бы не знал о каких-то планах Джироламо. – Он помолчал, вновь посмотрел на меня: – Вы не должны задирать его.
– Наоборот, – ответил я, – должен. Он меня оскорбил.
– Это не важно. Я не допущу, чтобы вы его задирали.
– Это касается только меня.
– Чушь! Вы гостите в моем доме, и, насколько я понимаю, это та самая возможность, которую выискивает Джироламо.
– Я не понимаю, – честно признал я.
– Послушайте, – Кеччо вновь сел, – когда Сикст передал Форли своему племяннику, Джироламо Риарио, я, показав себя полным дураком, сделал все, чтобы подчинить ему город. Мой отец был против, но я отмел его возражения и поставил наш род ему на службу. Без меня он никогда бы не стал правителем Форли.
– Я помню, – кивнул Маттео. – Ты использовал Сикста для того, чтобы не допустить возвращения Орделаффи, и ты думал, что Джироламо станет орудием в наших руках.
– Я не отдал бы город в руки человека, которого раньше никогда не видел… Но с тех пор прошло восемь лет. И Джироламо отменил самые большие налоги, гарантировал городу множество привилегий и взошел на трон вместе с Катериной.
– Под радостные крики, – добавил Алессандро.
– Через какое-то время популярностью он затмил Орделаффи, и, когда он проходил по улицам, люди подбегали, чтобы поцеловать полу его плаща. Он проводил много времени в Риме, но направлял богатство папы на украшение Форли, а когда приезжал, пиры и балы следовали один за другим.
Потом папа Сикст умер, и Джироламо обосновался в Форли, во дворце, который перестроил для своих нужд. Пиры и балы продолжались. Когда высокородный чужестранец приезжал в город, граф и его жена устраивали в его честь роскошный прием, чтобы показать богатство и процветание города.
Поэты на все голоса прославляли правителя, а люди повторяли вирши поэтов…
Потом наступила катастрофа. Я часто предупреждал Джироламо, потому что мы были близкими друзьями… тогда. Я говорил, что нельзя жить в той роскоши, к которой он привык, когда он мог распоряжаться всеми богатствами христианского мира и тратил на ожерелье Катерины сумму, равную годовому бюджету какого-нибудь города. Он не слушал. Отвечал:
