перебил Ирон, рассматривая до сих пор сохранившийся жуткий шрам на лице Лафранта.
Тот потер увечье.
– О, он смог. Немногие из той части армии уцелели, но они никогда не рассказывали о том, что видели. Я пытался разговорить хоть кого-то, но им словно отсекли языки. Брайан и Карг уходили от разговоров, дескать, тайна Академии и короны. От меня-то тайна? Вэлиант при любом упоминании тут же уходил в себя. Ему не меньше, чем остальным хотелось отделаться от тех событий. И я перестал спрашивать.
– А что Эраз? Ты же практически правая рука короля, – незамедлительно напомнил Ирон с явным сомнением в голосе.
Лафрант не стал кривить душой.
– Я – верный защитник его величества. Однако, при всем доверии, есть случаи, когда он предпочитает оставить истину только себе. Я знаю нашего короля, как облупленного, но порой мне кажется, что в нем уживаются два совершенно разных человека.
Лафрант пожал плечами, уставившись на дно кружки.
– Почему ты не избавился от шрама за столько лет? Я бы мог избавить тебя от него в одно мгновение, – предложил волшебник, протягивая ладонь.
Командир отстранился и натянул улыбку.
– А чем тогда я буду хвастаться перед молодняком? К тому же, шрамы украшают мужчин.
Попытка обернуть все в шутку была неудачная. Лафрант уже слишком много выпил, чтобы мастерски скрывать свои эмоции. К слову, он никогда толком и не умел их скрывать. А собеседником был не обычный человек. Горящие синевой глаза увидели бы сквозь ложь в любом случае.
– Это напоминание, – утвердительно произнес Ирон, опуская руки на стол.
Лафрант сделал вид, что не услышал его, и приложился к кружке.
– И все же, как вы с отцом снова встретились? Вы пришли им на помощь? – вернулся к теме волшебник.
– Нет, не так. Графиня прислала нам отличное подкрепление. Не только людей и конницу, но и боевых псов, таких огромных, в доспехах, видал таких? Мы смяли армию гроссов в тот славный день. Эти твари не ожидали удара конницы и своры собак. Они запаниковали и стали легкой добычей. Отыгрались мы на них тогда. Затем вернулись к Бирлону, чтобы снова испить из бочки отчаяния.
Ирон незамедлительно понял, о чем идет речь.
– Осада, – сказал он, снизив голос, чтобы не портить настроение остальным посетителям таверны.
– Осада, – подтвердил Лафрант.
Этой мрачной странице в истории Бирлона не требовалось объяснения. Достаточно было просто произнести “Осада”, не уточняя какая, чтобы любой горожанин тут же подумал о ней. Бойня, что стоила половины города, до сих пор оставалась одновременно символом стойкости народа и бесконечной ненависти к гроссам.
– Лучше наведайся в архив, если желаешь узнать больше. Я не желаю вспоминать о тех днях. Мы пришли поздно. Гроссы уже закрепились под стенами, вырыли свои рвы и установили частокол. Нас ждали
