стоять на берегу, постепенно исчезая из виду в сумерках наступающей ночи. Виктор хватается за гребь, пытается изменить направление – без толку. Ему одному это не под силу, а Виталий Ремович куда-то запропал, и Виктор с ужасом смотрит вперёд, где не видно ни зги, одна непроглядная чернота, словно бесконечная пустота, да жуткий, могильный холод… Очнувшись от кошмара, Виктор подумал: может быть, это больше, чем просто сон, а кто-то или что-то предупреждает его об опасности?
Он выбрался из палатки. Время суток перевалило за полдень, но солнце было ещё высоко. Впереди по курсу берег распахнулся обширной долиной, давая выход к Меже сразу нескольким горным ручьям. Вода в них казалась зелёной, как бутылочное стекло, даже тогда, когда она смешивалась с водою великой реки, образуя в Меже длинные хорошо различимые языки. Принц Виктор вспомнил, что принцесса Анна в своём рассказе о местоположении менгира говорила ему о лощине, в которой раскинулась дельта местной речки, и её рукава и протоки имеют как раз такой необычный цвет, как у этих ручьёв. Посчитав свой недавний сон и проплывающий за бортом пейзаж неслучайным совпадением, Виктор кинулся к Виталию Ремовичу с требованием немедленно пристать к берегу. Решительный вид принца не вызывал сомнений в серьёзности его намерения, и вообще профессор имел богатый жизненный опыт, который научил его не задавать лишних вопросов, когда их лучше оставить на потом. Они погрузили в воду греби, заставляя плот двигаться в сторону берега, и вскоре их судно благополучно село на песчаную отмель лощины.
Полчаса потребовалось, чтобы собрать все необходимые вещи. Заботиться о плоте больше не стоило, он сослужил им хорошую службу, теперь судьба позаботится о нём. Путешественники отправились вверх по дельте безымянной речушки, переходя вброд мелкие ручьи, пробираясь через заросли низкого кустарника, чтобы выйти к западному краю долины, где должен находиться скрытый от ненужных взглядов легендарный менгир. Пока они продвигались к цели, Виталий Ремович упрямо молчал, зато Виктор говорил много. Он надеялся, что профессор согласится войти в портал, когда убедится в реальности его существования. Теперь-то уже не нужно просить помощи у пастушка, сына Рустика, если, конечно, только в этом дело. Виктор помнит всё, что нужно знать для перехода, со слов Анны. Или ему показалось, будто между профессором и пастухом собака пробежала? Как бы то ни было, лощина сама открылась им обоим, значит, нужно войти вместе.
Вот и журавль. Виктор приблизился к нему, чувствуя холодок в груди от охватившего его волнения. Он опустил руку на сруб колодца, наклонился над ним, осторожно заглядывая внутрь. Какая она, вода памяти? Она тёмная. И, в то же время, такая светлая, всегда отражает небо! Мы стараемся забыть неприятные моменты жизни, а радостные помним, не забываем. Не плюй в колодец, придётся воды напиться, как-то так. Анна видела тебя, смотрелась в тебя, теперь я тоже, думал Виктор, волнуясь. Вода едва заметно покачивалась внизу, словно была живой. Виктор оглянулся.
