и не заметил.
По-моему, он считает себя бессмертным. По крайней мере, когда в универе, изображая Человека-паука, висел вниз головой на лестнице, ведущей на чердак, чтобы я поцеловала его, думал именно так. Но я-то не могла похвастаться тем же.
– Испугалась? – спустя некоторое время наконец спрашивает Чумаков.
Перед глазами все еще бегут цветные мушки, ночные огни размываются, превращаясь в одно сплошное пятно.
– А тебе бывало страшно? – отвечаю вопросом на вопрос.
– Конечно.
Саша поддает газу на прямой дороге, и мы оба замечаем впереди желтый «Порше».
– Сворачивай налево через пятьдесят метров, обойдем. – Я сверяюсь с маршрутом и, взяв себя в руки, диктую Чумакову уже гораздо увереннее.
– Не боится только идиот, – к моему удивлению, он продолжает говорить. – Помню первый раз, когда внутренности свело от страха, – это было на автодроме в Казани. Знаешь, что такое «российский штопор»?
– Типа того.
Я слышала от папы, но не видела своими глазами.
– Ну, в общем, это длинная прямая, которая поднимается вверх, потом излом, дорога уходит вниз, и только там точка торможения! Нужно ехать с полным газом, когда знаешь, что уже совсем близко тебя ждет резкий спуск и сразу поворот. И это, хочу сказать, страшно! Да там перепады высоты под тридцать метров, а это целая девятиэтажка! Что по маршруту, штурман?
Я резко опускаю глаза и следую за линией на навигаторе.
– Левый поворот. Прямо сейчас!
Про глубокую яму, которую здесь, видимо, никогда не залатают, я не успеваю сказать, но, к счастью, Саша, повернув с заносом, успешно обходит ее.
– Еще наша машина в прошлом году перевернулась в Португалии. Мы вылетели в овраг, десять вращений вокруг оси – очнулся чуть живой на дне пропасти. Ветка дерева, куда врезались, чуть было не сняла с меня скальп. Вот, – он, не отрываясь от дороги, задирает челку, а я вглядываюсь в тонкий шрам прямо у линии волос, который тянется вдоль лба и практически касается виска. – Есть еще парочка поинтереснее, могу показать на досуге.
Чумаков широко улыбается.
– Смотрю, ты сильно озабочен моим досугом. Ну или просто озабочен.
Саша кривит нос и с шипением втягивает воздух сквозь зубы, будто я больно ранила его чувства, которых нет. По нему явно плачет Голливуд.
– Почему ты играешь со мной в Снежную королеву? Ведь я тебе нравился, Крошка Ру. Ты все еще обижена на меня? Или считаешь виновным во всех смертных грехах, как и другие?
– По совету адвоката, я воспользуюсь правом, данным мне пятой поправкой Конституции США, и не буду отвечать на вопрос.
– Это что? – хохочет он раскатисто.
– «Опасная игра Слоун».
– Фильм? Не видел.
– А стоило бы для общего развития.
Его смех – красивый, заразительный и как будто знакомый, пробирает
