жизни. Тренеры объединились в группы поиска, милиционеры с собаками прочёсывали горы. А их с Мишаевыми допрашивали, допрашивали и снова допрашивали.
Она поняла, что с Соней на самом деле случилось что-то плохое, когда Яртышников вбежал к ним в палату в тёмно-синем халате, похожий на птицу с взъерошенными крыльями. До этого Марте казалось, что вот-вот Соня придёт. Вот сейчас, ещё пять минут, и они увидят тоненькие руки на подоконнике, а за ними – косматую голову, кудри на которой за день превращались в мочалку, расчёсывай не расчёсывай – бесполезно.
– Я пойду на поиски, – слышала она угрюмый Тинкин голос.
– Тут сидеть, я сказал! – Грохот хлопнувшей двери, удаляющиеся шаги Василия Викторовича.
Она увидела, как Тинка бьёт кулаком по стене – мелко и зло, Лиза пытается обнять её сзади, но Тинка отталкивает сестру, и Лиза плачет. А потом Марта закрыла глаза.
Наутро в лагерь пришёл участковый по фамилии Вырин. Его овчарка по кличке Хорта взяла Сонин след от окна.
Марта слышала, как Вырин, круглый и лысый, будто мячик для настольного тенниса, рассказывал Яртышникову: Соня сама дошла до ворот и покинула лагерь. Но по лугу, который находился через дорогу от ворот «Агареса», её, скорее всего, кто-то уже волочил – на земле нашли две борозды, предположительно от Сониных пяток. Следы девочки обрывались в лесном предгорье, в полутора километрах от лагеря. Хорта дошла до небольшой полянки в сосновом бору, понюхала деревья, гавкнула пару раз и села.
Отказалась продолжать поиски.
Когда девочки плелись на пробежку, Марте казалось, что на них пялится весь лагерь. Тинка теперь была постоянно злой, а ведь раньше они смеялись до колик и Марта думала: «Это лучшее лето ever». Пашуля с Яртышниковым весь день сменяли друг друга – один уходил с поисковой группой в горы, другой рассеянно проводил тренировки.
Марта смотрела на свои мелькающие ноги во время кросса, слышала мерный стук шариков, приседала, отжималась, бегала челноком, а в голове была только Соня в своей кофте с Минни-Маус. Если бы не их глупое пари… А они даже не сказали никому правды. От этого было как-то особенно тяжело.
Ей казалось странным, нелепым, неправильным, что море продолжает шуметь. Солнце – светить. Что наутро открывается столовка и детей – всех, кроме Сони, – кормят завтраками. Она злилась на себя, что всё так же хочет обыгрывать одногруппников в теннис, смеяться, спать и купаться, как обычно. А ведь «обычно» закончилось два дня назад. Сбылись Тинкины страшилки – пришёл человек с чёрным лицом и забрал Соню. И теперь они живут по-новому – в мире, где вместо Гамаюновой обклеенные её фотографиями столбы. А самой Сони, может быть, больше не будет никогда.
Ходили слухи, что «Агарес» могут закрыть.
– Ты уверена?
– Абсолютно. – Марта оперлась о стену плечом и крутила пальцем провод. – Бабуль, мне тут хорошо.
Разговаривая, она выглядывала в окно – отсюда была отлично видна площадка для транспорта. Из приехавшего автобуса, красного, с белыми полосками на боку и надписью «ЛиАЗ», выходили люди. «Наверное,
