своих людей. Сказал: нас ищут, зря на улицу не шляться, надо выждать.
Еще Хряк сходил к знакомому барыге толкнуть дуван. Георгий пытался увязаться с ним, но главарь отказал, взял с собой Лодыгу. Они вернулись через три часа и выложили на стол семь тысяч мятыми бумажками.
– Вот, – объявил Хряк, – то, что удалось получить быстро. Еще три больших дадут к концу Петровок[17]. Всего, значится, десять.
– Че так мало? – обиделся есаул. – Взял бы меня с собой, я б тому барыге глаз на жопу натянул. Это Желудкин, собака?
– Он, – ответил атаман, неприязненно глядя на помощника.
– Пойду и еще заберу, хоть три тыщи, – сказал Копер, одеваясь. – Столько скуржи, и рыжье, и всякая всячина, а токмо десять больших? Не, я этого так не оставлю!
– Сядь! – рявкнул атаман. – Ты тут главный теперь, а не я? Ну, обоснуй.
Он вынул из сапога нож и воткнул его в стол.
– Словесно будешь доказывать али так? Дрянцо с пыльцой! Кто тебя из дюжинных гайменников[18] двинул? Кто лучшую долю давал? А ты вона как благодаришь? Давай у братвы спросим, кто в их глазах выше стоит, ты али я.
Есаул сник. Он молча снял жилет, ушел в угол, бросился там на подушку лицом вниз и замолчал.
– То-то, – буркнул Хряк, убирая нож обратно в сапог.
Потом сел к пачке денег и принялся их делить, словно разметывал карточную колоду. Сложил семь стопок и объявил:
– Всем по пять сотен, включая Копра. Гимназисту – тыща. За то, что все хорошо придумал и меня от пули заслонил. Итого три, верно? Мне как атаману три, а остатнюю тыщу в запас. Всего семь. Подходи, разбирай.
Лодыга, Татарин и Мордвин быстро схватили свои доли, пересчитали и потянулись к водке. Георгий упрятал свою стопку в карман, не пересчитывая.
Но есаул не двинулся с места. Все смотрели на него. Наконец, он заговорил:
– Не жирно ли будет три больших, а, Макар Никанорович? Давно ли ты стал таким задавакой?
Хряк начал было наливаться кровью, но сдержался. Помолчав с полминуты, он сделал новое объявление:
– А есаулом у нас теперь будет Гимназист, он же Ратман. Копер теперча как все. Рядовой. А не хочет как все, пусть убирается к елде. Слышал, Николай Михалыч? Бери пять сотенных и вали… Штоб я тебя больше не видел. Или покорись, тогда останешься в хевре. Тебе решать.
Отставной есаул вскочил, схватил со стола свою пачку денег, надел летнюю шинель, накинул на плечо сидор с вещами и удалился, громко хлопнув дверью. Стало тихо.
Из-за занавески вышла Рита, посмотрела вслед беглецу и сказала:
– А и хорошо. Только он мстить станет, к Казаку пойдет.
– Разберемся, – прокомментировал атаман, но Георгию в его голосе послышалась неуверенность.
Что за Казак? Сколького попаданец еще не знает?
Переночевали спокойно, а после чая Хряк позвал
Т. е. Петровского поста, 29 июня.
