дни он готовил себя к неожиданности – но не такой!! Э т о г о – нельзя было предвидеть!
Это будет… Это будет… Это будет – Третье Отречение?!
Отречение Ники? – имело смысл: засыпка пропасти между властью и обществом.
Отречение Миши? – имело смысл: Мише был не по силе трон.
Но какой будет смысл этого отречения – оторвать от Армии её Вождя?!!
И – что же решать? И – что можно решить? И – с кем же посоветоваться?
И – кто его отрешает? Назначенный в один час вместе с ним какой-то Львов?..
Ах, как роково получилось, что Стана не поехала с ним сюда! Ах, как же нужна сейчас умница Стана с её твёрдым взглядом на события! Как роково получилось, что в такой день, при таком решении! – и они разлучены…
Сегодня Стана, Милица и Петя должны быть в Киеве.
С Алексеевым? Но Алексеев – не великокняжеской крови, не ровня. И что-то вчера он не понравился: прятал глаза, был хмур. Великий князь даже подумал вчера, не разочарован ли Алексеев, не хочет ли он стать Верховным сам?
Да и – о чём же с кем советоваться, если написано так ясно и в правительстве уже всё решено?..
А пружинилось в великом князе великое нетерпение, которое и было двигателем его полководческих действий, нетерпение, которое никогда не давало ему выжидать, прятаться, – но вытягивало проявиться раньше всех и решительней всех.
Унижаться? Цепляться за пост? Просить? Ни за что!!!
Но – быстрей! но – больше! – швырнуть им!!
Конечно, можно не спешить сдавать – ведь он уже принял командование! Можно ехать в штаб, работать, обдумывать, обсудить и с Алексеевым.
Но – нет! Но – быстрей! Швырнуть им!!
От груди и в спину проколола насквозь обида – уже не на какое-то там правительство, а на саму Россию! Если Россия не оценила великого князя, если Россия не хочет его – неужели он будет навязываться?! Нет! – и горло его задрожало. Он даст и России почувствовать своё достоинство! Он – именно хочет теперь в благородстве опередить и саму Россию! Он даже и не может ждать ни одной минуты!
И – метнулся саженными шагами мимо забытого полковника – к адъютанту! бланк телеграммы!
Плюхнулся на скамью, подогнув остроуглые ноги, – и размашистыми крупными буквами писал:
«Рад вновь доказать мою любовь к родине, в чём Россия до сих пор не сомневалась».
И хотя горло всё так же дрожало, но уже и удовлетворённо.
Пусть Россия прочтёт – и пожалеет.
И уже равнодушно – отдал адъютанту на отсылку.
Огненный порыв вырвался из тела как душа – и даже голова ослабла на шее, требовала ручного подпора.
И посидел так тихо. И пришла мысль: но если он не Верховный – то кто же теперь?..
Ах,
