ткань – единственную вещь, что лежала в шкафу.
Трясущимися руками я расправила ее и обнаружила, что это ночная сорочка. Длинная, но с откровенным разрезом у бедра, а лиф был и вовсе весь из такого тонкого и прозрачного кружева, что оставлял мало простора для фантазии.
Я инстинктивно прижала к себе строчку, словно хотела ею укрыться. Не было сомнений – это оставлено для меня. Он хотел, чтобы я надела ее, когда… когда…
Теперь у меня затряслись даже ноги. Нет! Я просто сойду с ума, если проведу здесь ночь, гадая о том, что будет дальше. Пытаясь представить, что он станет со мной делать. Пытаясь предугадать, каким он будет – таким же холодным и резким, как в жизни, или все же смягчится ненадолго?
Нет, я не смогу все это вынести. Не смогу сидеть здесь как в ожидании пытки и сходить с ума от собственных мыслей и страхов. С этим нужно было покончить… и немедленно.
Все также, предательски трясущимися руками, я стянула с себя одежду и пошла в душ. Вернувшись, натянула оставленную мне сорочку, каждый раз вздрагивая от прикосновения прохладного шелка к телу. Невольно представляя при этом, что это тот мужчина касается меня своими холодными пальцами…
У двери я остановилась, засомневавшись в том, что мне хватит духу сделать это. Но, оглянувшись на пугающе большую кровать, решительно шагнула вперед, за порог, в коридор.
Я знала, что Исаев в соседней комнате. Слышала, как он хлопнул дверью, входя, слышала его голос, с кем-то говоривший по телефону. Вобрав побольше воздуха в легкие, подошла к двери и постучала.
Он открыл сразу же. При виде меня его брови взлетели вверх, а я уперлась взглядом в его обнаженную грудь, открывавшуюся из-за расстегнутой рубашки. От этого зрелища все тело снова бросило в дрожь и желание бежать панически запульсировало в висках. Но было поздно.
– Марина? – вопросительно произнес он, отступая от двери и я, как робот, шагнула внутрь, в комнату.
Здесь пахло табаком и тяжелой парфюмной дымкой. На мгновение мне стало тяжело дышать, к горлу подкатила тошнота. Я оглянулась на дверь, но она уже была закрыта.
Не оставалось ничего иного, как повернуться лицом к Исаеву и, дрожащими пальцами потянув за лямку сорочки, сказать то, за чем пришла:
– Я хочу с вами расплатиться за все… Камиль. Сейчас.
«Расплатиться за все. Сейчас».
Эти слова грохотом отдавались в висках. И я злился – на самого себя. За то, что Марина так нежданно пробудила во мне столько всего, сколько, пожалуй, я не испытывал за всю свою жизнь. По отношению ни к одной женщине.
– Расплатиться сейчас? – вскинул я бровь, невольно скользнув взглядом по телу Марины, облаченному лишь в тонкую ткань.
– Да, – тихо ответила она.
– Скажи, если бы на моем месте был кто-то другой, ты бы тоже с радостью бросилась отдавать «долги»?
Я намеренно провоцировал ее на ответ, а себя – на ту самую злость, которая могла удержать от поступка, что обязательно приведет к неминуемым последствиям.
Потому
