стола с сигаретой в алых губах, откинув за спину светлые волосы, безучастно глядя перед собой, стояла Эвелин Каттер.
– Я – доктор Паттерсон, а это мисс Каттер, – заговорил Паттерсон, вороша мятые, потрепанные пленки, разложенные на столе. – Присаживайтесь, мистер Унгер. Я хотел бы задать вам пару вопросов. В ваших документах обнаружилась кое-какая неясность. Скорее всего, обыкновенная опечатка, однако документы вернулись ко мне.
Унгер, насторожившись, сел.
– Вопросы, канцелярщина, волокита… Неделю я здесь лежу, и каждый день что-нибудь новенькое! Наверное, лучше бы я там, на тротуаре, и помер.
– Согласно вот этим бумагам, вы провели у нас восемь дней.
Горький сарказм старика, вскипев, обернулся злобной иронией.
– Да уж, пожалуй! Уж если в бумагах так сказано, иначе и быть не может! Пусть даже это неправда, с бумагами не поспоришь!
– Вас госпитализировали как ветерана военных действий. Лечение, содержание, обслуживание – все расходы покрывает Директорат.
– А с этим-то что не так? – ощетинился Унгер, подавшись к Паттерсону и ткнув в его сторону узловатым пальцем. – Я, знаете ли, кое-какой заботы заслуживаю! Мундир еще в шестнадцать надел. Трудился, бился за Землю всю жизнь. И по сию пору служил бы, кабы не попал под их подлый удар на уничтожение, а так… счастье, что вообще жив остался, – вздохнул он, смущенно потерев мертвенно-бледную, изуродованную ожогом щеку. – А вас здесь, похоже, даже краешком не зацепило. Надо же… кто бы мог подумать?
Паттерсон с Эвелин Каттер переглянулись.
– Сколько вам лет? – внезапно спросила Эвелин.
– Там что, не сказано? – разъярился Унгер. – Ну, восемьдесят девять!
– А год рождения?..
– Две тысячи сто пятьдесят четвертый. Неужто самой не сосчитать?!
Паттерсон сделал крохотную пометку на полях отчета. Край писчей фольги украсился еле заметной галочкой.
– Воинская часть?
Тут Унгера и прорвало.
– ШБ-три. Может, слышали? Хотя… гляжу я вокруг и думаю: может, вам здесь даже о войне ничего не известно?
– ШБ-три, – повторил Паттерсон. – Как долго вы в ней прослужили?
– Пятьдесят лет. А после в отставку вышел. То есть в первый раз. В шестьдесят шесть, как положено. Получил пенсию и участок земли.
– А затем вас снова призвали на службу?
– Конечно, призвали! Еще бы! Проклятье, вы что, не помните, как ШБ-три вернулась в строй? Как мы, старики, за малым не остановили их последнее наступление? Ну да, вы в те времена еще мальцом были, но о том нашем деле известно всем!
Выхватив из кармана Хрустальный Диск первой степени, Унгер с маху хлопнул медалью о стол.
– За него меня вот этим и наградили. Всех наградили, кому посчастливилось остаться в живых. Всех десятерых… из тридцати тысяч, – проскрежетал он, трясущейся рукой смахнув медаль
