от цвета сочной хурмы и вырви-глаз-апельсинового, до багряно-охряных оттенков опавшей листвы. Даже и в эту рань несколько столов были накрыты, словно для банкета. Салфетки около приборов были льняными, и не белыми, а природного оттенка – серовато-золотистыми; тот же оттенок сохранялся в ложках, ножах и вилках – цвет полустершейся позолоты. Стаканы для воды походили на сталактиты и казались выточенными из камня, потому что сделаны были из стекла, схожего с оконным – такие же голубые и непрозрачные; бокалы под вино и стопки под водку, напротив, были словно слеплены из снежинок. Их стекло было обычным, но резьба покрывала его так густо, что казалось, узоры просто висят в воздухе, как паутина.
«На заказ делали, – мелькнуло у Лели. – Все на заказ. Явно. Здесь кто-то очень от души потрудился. Не просто за бабки, а именно душу вложил. Классно. Узнать бы кто. Я бы к себе такого человечка взяла с наслаждением. Мне такого умельца очень не хватает».
Завтрак ждал ее на столе. Глаша взяла себе только кофе.
– Возьми рогалик, – предложила Леля, садясь напротив. – Голодная ведь.
– Переживу, – отмахнулась девушка. – Лучше поговорим. Время не ждет. Вы хотели меня видеть? Зачем? И причем тут мама?
– Я поклялась ей позаботиться о тебе. Если что.
– Что – если что?
– Не знаю. Она не сказала. Сказала – если что, позаботься. Не отец, не Вадик. Ты. То есть, я. Я поклялась. Вот на этом.
Она вытащила крестик из-за воротника. Глаша расширила глаза.
– Какой странный.
– Он очень старый, Гланя. Очень. Он уж стертый весь. Но …работает…
Глаша подалась вперед, стараясь разглядеть крест поближе. Леля тут же убрала его под свитер.
– Боитесь, что руками хватать буду? – вспылила девушка. – Даже и не собиралась.
Леля виновато наклонила голову.
– Прости, Глань. Я его никому близко не показываю. Он свет не любит. И глаз не любит. Но – работает, как я уже сказала. Согревает иногда. В прямом смысле. И если на нем поклясться – все получается. Ну, если, конечно, ты делаешь то, что обещано.
– А если не делаешь?
– Тогда тебе прилетает, да так, что мама не горюй. Мне одного раза хватило, еще в молодости. И надела я его тогда из понтов, и пообещала – тоже, для блезиру. Ну, и получила. До сих пор вспоминать жутко. Мурашки по спине.
– Расскажете как-нибудь?
– Как-нибудь расскажу. Как получится. – Леля усмехнулась, а за ней заулыбалась и Глаша, оценивая игру слов. – А теперь давай мне свой телефон, в смысле номер, и обещай, что будешь звонить – хотя бы раз в месяц. Контрольно. И если что-то случится с мамой – наберешь меня незамедлительно. И если с тобой – тоже.
– Все будет хорошо, теть Леля. Не переживайте. Мама хандрит просто.
– За тебя переживает, если точнее.
– А я –
