БОМЖизнь. Ленуш Сердана

      ISBN 978-5-0062-8490-6

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      1

      – Я ненавижу тебя! Дура! Гадина! – еле сдерживая слёзы кричал Вовка своей сводной сестре Ксюше.

      Ему было девять лет, а Ксеньке шесть, когда его отец и её мать сошлись, чтобы бухать вместе. Свою маму он не помнил, но соседи говорили, что она опилась насмерть в новый год, когда Вовке ещё не было годика. Всю свою недолгую жизнь пацан выживал: надо было искать еду, прорваться ночевать в тепло и не погибнуть от пьяных выкрутасов отца и его собутыльников. Постельного белья мальчуган не видал, но и спать на нём в детском доме не желал, был наслышан, что там ещё хуже бывает, хотя, казалось бы, куда уж. Чтобы Вовка не урвал кусок из закуски, отец закрывал пацана в чуланке: маленькой комнате для всякой ерунды, пока у него проходили посиделки. Иногда он засыпал за столом и забывал открыть Вовку. Поэтому у бедолаги там валялась какая-то тряпица полежать и стояли дежурные полторашки вместо туалета. Пахло в чуланке отвратно: гнилым луком, старой взорвавшейся брагой и страшным Вовкиным детством.

      А тут ещё появилась крикливая мадама с дочкой, которую тоже стали закидывать в чуланку на время пьяных возлияний. И этим маленьким кое-как оборудованным закутком ему пришлось делиться! Он сразу возненавидел эту девчонку. У них-то с отцом квартира есть, а эти две – бомжихи. Батя привёл их с улицы, когда с кем-то бухал на стройке. Ксюшу мать отправляла попрошайничать и приносить домой всё, что дадут, вот теперь и у Вовки появилась новая противная обязанность. Это было выше его сил. Вся эта жизнь, как кошмарный сон. Хоть он и не видел ничего другого, мальчик чётко понимал, что это всё не его. Ему просто надо как-то отсюда проснуться.

      2

      Ксюше подавали больше, наверно за её огромные голубые глаза, обрамлённые густыми темными ресницами. Из-за этой поганки его выпихнули позориться. Сколько он бегал от местных «легальных» попрошаек, их «крыши», сколько ему навешали побоев, предлагая по-хорошему примкнуть к ним, чтобы отдавать почти всё крышевателям. Он пытался, но бате не объяснишь, куда почти всё сразу подевалось, а пацан старался разложить по полочкам, как там у нищих устроено, но у отца мозг был давно пропит, он не понимал и не хотел вникать ни во что. Ему надо было, чтобы принесли вина или денег на него. Он сильно поколачивал мать Ксюши, девчонка ревела в чуланке, ужасно выбешивая Вовку. Теперь он понял, что раньше, без этой противной змеюки, у него здесь был почти рай. Вместе с этим всем, мальчик иногда появлялся в школе, зная не по наслышке об органах опеки. Он старался дотянуть до окончания девятого класса, получить хоть какой аттестат и пойти работать, съехав от отца, а в восемнадцать лет он категорически поставил цель уехать из этого города, где всё напоминает ему об унизительной жизни. Просто исчезнуть, чтобы никогда-никогда не встретить ни одного знакомого, просто выключить это всё, будто ничего и не было. Начать жизнь с чистого листа!

      А пока надо было сжать жопку в кулачок и дожить до этой своей задумки, до мечты. Вовка решил, что не станет никого жалеть, ни на кого не будет отвлекаться, чтобы не тратить себя на ненужное, на лишнее. Он знал, что когда-нибудь отец убьёт мать Ксюши, только держал кулачки, чтобы это было как можно позже, потому что, если отца посадят, то одна ему дорога – в детдом. Ксенька никогда не делилась своими переживаниями с братом по несчастью, прекрасно зная, что ему плевать. Она первое время пыталась с ним наладить отношения, подкармливая своим выпрошенным добром, но Вовка игнорил и не брал у неё ничего. А сколько боли они вместе хлебнули и на улице, убегая от «крыши» и нищих, получая от них внушительных, до крови и гематом люлей; и дома – оставаясь голодными, живя в постоянном страхе за своё здоровье, за этих алкашей, что до смерти могут опиться или поубивать друг друга. Проходили годы, но кардинально ничего не менялось, кроме одного…