человек ответственный (слово, конечно, туманное, но такое, знаете… веское), а жил Вавка вдвоем с матерью, и при ней держался хозяином, причем она не противоречила. Хозяином, впрочем, не в плохом смысле; успевал с домашними делами, и нас умел приспособить. Помогали мы с удовольствием – нравилась нам его мама. Тихая, молчаливая и не выдрючивалась.
Прирожденным созидателем и командиром явился Вавка. А мы – и зрители, и подручный материал; ведь без нашего присутствия как же показать себя, претворить в жизнь фантастические планы, самую невероятную выдумку испытать на практике. Вот он нас и пестовал любовно, словно учеников или гвардейский отряд.
Увлекательно было за ним наблюдать. Иногда задумается, уставится в одну точку, молчит… и вдруг вскочит, волосы взъерошены, глаза горят – распоряжается, доказывает, убеждает. Надо отдать должное – все Вавкины идеи неизбежно оказывались плодотворными, а любые преграды рушились, как песочные куличики. Это мы прочувствовали не раз, уверовали в его счастливую звезду и повиновались без рассуждений, ни с какой не покорностью, даже с восторгом.
Часто ловили рыбу (разрешала Вавкина мать пользоваться их большой лодкой), обычно в прибрежных заводях с кувшинками; интересно – добычу глазом видно. Но попадалась, в основном, мелочь, размером с ольховый листочек – плотва, ёршики, подлещички.
Сидим как-то в таком вот месте, клюет плохо; погода, правда, хорошая – на озере ветерок, а у нас тишина. Вавка крутился, вертелся, смотрел по сторонам. Потом хлопнул по коленям и отрезал приказным тоном: бросаем ерунду и переезжаем вон туда – показывает – на середину, напротив большого камня. Мы говорим: там ветер сильный, волны. А он: как раз то, что надо; только прежде якорь сделаем, камень нужен с веревкой. Сделали, переехали. Только забросили удочки, стало брать, и не прежние шибздики, как мы привыкли, а окуни граммов по сто, по двести. Штук около двадцати поймали. После этого случая даже Юрка, и тот проникся к Вавке безграничной верой.
Был период, увлеклись футболом, на поляне у Залива соорудили из жердей ворота, еще и с настоящей верхней перекладиной. Но не повезло – хлопнулся случайно мяч на грядку с огурцами в Петровском огороде. Появился Хозяин – пузатый дед с бородой – разорался, обозвал шмакодявками, бездельниками погаными, поднатужился, выломал ворота и приказал убираться к чертовой матери. Все приуныли, кроме Вавки. Он сказал – на сумасшедшего деда плевать, найдем другую поляну; и нашел, у опушки леса, ровную, но заболоченную, бывший сенокос. По его указаниям вырыли сбоку канаву, как по волшебству ушла вода, траву скосили, и площадка вышла на загляденье. С тех пор так и называлась – футбольное поле. В сто раз вышло лучше, чем прежнее, и никто не мешал.
Всем этот Вавка заправлял – и ночными походами по садам, и поучительными беседами о жизни.
В один прекрасный день вдруг объявил, что мы должны обязательно научиться метать ножи (наверняка начитался каких-то книжек). Перочинные или кухонные для столь важной затеи не годились. Но командир
