дни, когда проснуться…И, может быть, тогда среди ветвей,
засиженных воронами, увижу,
что вымысел не больше, но длинней
самой зимы с её прокисшей жижей
из снега и бензина. Натекло
за месяцы, как ни сказать – за годы
переживаний. Многим повезло —
скончаться раньше – от того свобода
перемещения в означенных местах —
не более, чем дополненье к жизни
домашних дел… Один герой из ста
способен, как Икар, забраться выше
назначенных пределов, но и он
лишь жертва обстоятельств и погоды —
не для полётов, видимо, сезон
тогда случился – потому расходы
заранее заложены в казну…
Какая-то нелепая потеря —
зима на юге – впрочем, новизну
в пейзаж привносят вьюги и метели.
«К третьему января оживают уже вокзалы…»
К третьему января оживают уже вокзалы.
Электрички развозят близких, родных, знакомых
по адресам. Пустые два дня кинозалы
принимают любителей корма и Coca-Col`ы.
На остановках опять оживленье и слякоть.
Стоптанный снег тянет опять резину
зимних ботинок, что без того в заплатах
и едва ли помнят тишь и покой магазина.
Снова недельный отпуск назло соседкам,
что норовят без спроса в почтовый ящик
сунуть свой нос, откуда в конце недели
пропадают письма и почта о днях вчерашних —
оттого-то и память теряется где-то в числах,
как слова в чернилах, что высыхают раньше
скомканной памяти – в вечной заботе о смысле
переживаний – отсюда немного фальши
в этих сомнениях. Свет теребит сетчатку.
Вспышки гирлянд утомляют своим свеченьем.
Гражданин, замёрзнув, тычет рукой в перчатку,
согреваясь уже только одним движеньем.
В памяти снова всплывают слова с экрана
о хорошей жизни, что, как бы между прочим,
скоро наступит, но, видимо, слишком рано
в первые числа года о том пророчить…
как на кофейной гуще похмельным утром,
чтобы чего ни вышло. Смешно и странно
наблюдать, как люди глядятся ежеминутно
в стекло витрины, напоминая уже барана…
И автобус увозит очередных уставших
от безделья, праздника, мыслей о лучшей доле…
Кто-то уснул, согревшись, к стеклу припавши,
оборвав все мысли о прошлом на полуслове.
На последней букве. Погода глядит на север,
где видней чернила на белом. Ветвистый остов
новогодней ёлки сгорает к концу недели
под восторженный крик хмельных от огня подростков.
4.I.2013
Из книг сооруженный остров торчит в углу,
напоминая лишь о днях минувших,
когда сидели молча на полу,
без стульев, так, вдруг за полночь проснувшись.
Когда мы «куковали» до утра
в сомненьи, «быть или не быть» нам вместе,
когда, уже проснувшись, детвора
соседская кричала об отъезде
на дачу, где и лес, и косогор,
и прочие излишества природы —
при взгляде на чернеющий забор
в конце дворе… О, торжество свободы! —
когда ещё не стар и пережить
способен всё, казалось бы – но книги
торчат в углу. И некого винить,
что в памяти осталось только имя.
«Глаз принимает облако за дым…»
Глаз принимает облако за дым,
но не от корабля – морозным утром
топилась печь, дыханием своим
напоминая облако, но смутно —
лишь очертанием. Но облака черты
не так расплывчаты, как кажется в начале,
когда ещё не отличаешь дым
от облака, как лодку на причале —
от корабля на горизонте, где
маячит облако. И дым от сигареты
на берегу, приклеенный к трубе,
срывается одним порывом ветра
в другую сторону от облака –
