болтуна. Хвалить командира – все равно, что оценивать его действия. Рядовой рыцарь не имеет на это права; раздавать похвалы офицерам – дело лорда.
– Благодарю за службу, Теобарт, – сказал Эрвин. – Вы поступили доблестно.
Вместо положенного «рад служить Первой Зиме» капитан тихо ответил:
– Не рискуйте жизнью, милорд.
– Это я рисковал? – Эрвин даже опешил от абсурдности такого заявления.
– Когда вы занимались конем, милорд, зверь мог растоптать вас.
– Он был еще далеко, я видел, что есть время… – начал Эрвин и спохватился. С чего вдруг я должен оправдываться?! – Постойте, капитан, вы что же, делаете мне замечание?
– Простите, милорд, но это мой долг. Не только перед вами, но и перед моими людьми. Если бы вы погибли, не мне одному, а и каждому кайру отряда пришлось бы ответить перед вашим отцом. Ради людей, что преданно вам служат, прошу вас: будьте осторожны.
Эрвин подумал с горечью: интересно, как же сохранить авторитет, если я буду выглядеть не только неженкой, но и трусом? Кто захочет тогда подчиняться мне?
– Милорд, никто не ставит под сомнение вашу власть, – словно догадался о его мыслях Теобарт.
Да неужели! Капитан, читающий нотации лорду, – это само по себе говорит о многом. Но слова Теобарта звучали разумно, Эрвин не нашел, что возразить.
– Я буду осторожен, капитан.
– Благодарю, милорд.
Сосчитав потери и восстановив порядок, отряд двинулся дальше. В потерях значился лишь утонувший осел. Другой хромал, но кость осталась цела. У третьего на плече зияла рана, лекарь промыл ее и сообщил, что она не представляет опасности. Тронулись в путь с наибольшей скоростью, на какую были способны. Оставалась надежда засветло добраться до островка и переночевать на сухой земле.
Этот переход дался Эрвину особенно трудно. Пожалуй, он слукавил, когда сказал, что не подвергался риску. Умом Эрвин пытался убедить себя, что ни капли не испугался, а был холоден, как лед. Но его тело прекрасно знало правду. Как это случается после пережитого потрясения, ноги сделались ватными, все мышцы ослабли, стало мучительно тяжело не то что идти, а даже просто удерживаться на ногах. Хотелось упасть и пролежать день-другой.
Раньше он не задумывался над тем, как человек ходит. А теперь обнаружил с удивлением, что каждый шаг – не одно движение, а целых три: вытащить ногу из вмятины травяной сети, перенести на фут вперед, вдавить в траву. Каждое из этих движений требует сил и времени! Сколько еще осталось до рощицы? Пожалуй, мили две. А миля – это сколько шагов? Три тысячи? Четыре? О, боги!
Говорят, у каждого человека есть предназначение, каждый нужен для чего-то в подлунном мире. Я понятия не имею, в чем мое предназначение, но это – не ходьба. Может, кто-то и создан, чтобы ходить пешком, или даже ходить пешком по болоту. Может, у кого-то талант к этому делу, возможно, кого-нибудь историки назовут гениальным ходоком, он
