Всё – для фронта, всё – для Победы! Отсюда каждый день идут в Ленинград, плывут через Ладогу эшелоны жизни.
…На какой-то небольшой станции я выбрался в тамбур. Но сойти вниз не смог. Поэтому с завистью смотрел на других, кто мог сам пройтись по платформе.
Вдруг я заметил две маленькие фигурки, бегущие по платформе вдоль состава. Когда они приблизились, я разглядел, что это мальчик и девочка. Девочка была постарше. Лет ей, наверное, десять. Оба в валенках, на девочке деревенский овчинный полушубок, на мальчике большой, не по росту, ватник, подпоясанный широким солдатским ремнем. Поравнявшись со мной, ребята остановились.
– Дяденька, дай хлеба! – жалобно попросила девочка.
Я вздрогнул. Не потому, что меня в первый раз в жизни назвали дяденькой и не потому, что я в свои двадцать два года стал дяденькой выглядеть, а потому, что эти слова вернули меня в блокадный Ленинград…
– Вы кушать хотите, ребята? – преодолевая свое смущение, спросил я.
– Ага, – ответил мне мальчик и хорошо улыбнулся.
Я достал из кармана оставшийся от завтрака кусок хлеба и еще небольшой кусочек сахара:
– Придется вам самим залезать сюда. Спуститься не могу. Видите, я какой?..
– Я сейчас, – ответил мальчонка и проворно залез ко мне в тамбур. Он взял хлеб и засунул его за пазуху. А сахар решил попробовать сразу же и чуточку надкусил.
– Спасибо вам! – сказала девочка, смотря на меня огромными серыми глазами.
– А нам военные всегда дают, – грызя сахар, продолжал мальчик. – Мы тут и живем – на станции. Им для нас не жалко. Правда, ведь, дяденька? Не жалко?
– Чего уж тут жалеть! Конечно, не жалко, – еле выговорил я, чувствуя, что мне чем-то сдавило горло.
Я видел по глазам мальчика, что ему что-то хочется спросить или вообще поговорить со мной, но поезд тронулся, и он спрыгнул на платформу. Мальчик сорвал со своей головы ушанку и долго махал вслед уходящему поезду. Я махнул ребятишкам в ответ. Дойдя до своего места, улегся на полку и не мог уснуть до самого Тихвина.
…Я уже стал привыкать к своему вагону, к своей полке, к неожиданным остановкам и даже к поездной скуке. Мы не знали, куда нас везут, долго ли еще мы проедем. В поезде было тепло, кормили нас хорошо, небывало хорошо!.. После ужина мы собирались группками, играли в домино, слушали длинные рассказы видавших виды бойцов. Но мне не хватало Кости Лебедева, который попал в другой вагон. Я довольствовался тем, что передавал ему приветы с сестрами. Иногда в вагон заходил начальник поезда, грузный высокий человек с очень сильной проседью. Ему было лет за шестьдесят, но ни возраст, ни груз забот не мешали его живости и даже веселости. Говорил он со слегка украинским акцентом и больше всего любил в разговорах переходить на воспоминания об Украине, с удовольствием слушал и сам пел украинские песни. Вместе с ним запевали и сестры, которые, как бабочки на огонь, слетались
