его немного сковывала моральная оценка собственных действий – он рылся в «чужом». Для его присвоения. Сейчас же в этом отношении Акимов чувствовал себя значительно свободнее. Вдруг осознав, что над ним нет и не будет никакого контролера, и единственным хозяином, новым, но единственным хозяином и квартиры, и всего барахла, находящегося в ней, является он сам. Никакой другой, отличной от него старухи-владелицы нет. Это ему только так кажется, что она где-то отсутствует. Парадокс в том, что она никуда не делась. Но ее нет. И поэтому можно не церемониться.
Все ценности Веры Павловны сосредоточились в среднем ящике комода. Запертом тем самым ключиком, что лежал с открытками. Ящик был забит папками, в которые были разложены квитанции за квартиру и телефон, медицинские справки, удостоверения, почетные грамоты Комбикормового завода и иная макулатура. Пересмотрев все это, под самой последней папкой Акимов обнаружил два конверта, с тремя и девятью тысячами. На том, в котором лежали девять тысяч, было написано «Стасику».
Больше денег в комнате не обнаружилось. В шкафу, на полке с полотенцами, тоже нашлась папка. Но в ней находились документы на квартиру. Может быть, деньги где-то еще и были, но Акимов для экономии сил и времени больше искать не стал.
Все вместе, включая кошелек, составило двадцать три тысячи четыреста тридцать рублей. Этого пока было достаточно.
Потом Акимов «завтракал». Основательно расчистив для этого место на столе и выкинув все, что своим видом отрицательно влияет на аппетит. В мусорное ведро отправился ковшик с синим манным суфле, огрызки и объедки вместе с блюдцами, на которых они пылились, бумажки и грязные вилки и ложки.
Акимов поставил вариться взятые из холодильника яйца. И пока они вместе с чайником медленно закипали на чуть живой электроплитке, он нашел несколько разовых пакетиков чая, сахар и подходящую чистую кружку.
В хлебнице неожиданно обнаружились треть батона и пряники, еще не успевшие как следует зачерстветь.
Точечное «Я» Акимова во время этих действий наблюдало, как оно управляет медлительным телом и почти не кривится от вида кухонной грязи и прикосновений к ней.
Когда чайник соизволил закипеть, Акимов пил – тут он немного сбился – поил проголодавшуюся Веру Павловну чаем.
На еду, поиски денег и иные манипуляции, значительно замедленные постоянным отслеживанием внутреннего «Я», ушло более двух часов.
Еще с полчаса заняла подготовка к выходу на улицу. Акимов долго примерял балахоны и выбирал подходящую пару башмаков.
С обувью оказалось сложнее, чем с пальто и плащами. Потому что Акимов не знал, чему отдать предпочтение – внешнему виду старухи или относительному удобству ее кривых стоп.
Так или иначе, в начале двенадцатого Вера Павловна в сером плаще, и рыжих перекошенных полуботинках вышла из квартиры. Сумку Акимов брать не стал, засунув деньги и ключи в карманы. Также он не стал обматывать Веру Павловну шарфом и надевать
