style="font-size:15px;"> Похвалим себя за то, что не послушались совета некоторых доброжелателей и не взяли всю работу на себя[123]. Мы сочли, что будет правильнее призвать на помощь прославленных писателей; именно так мы и поступили и поручили самую нелегкую часть работы тем знаменитостям, которые пожелали предоставить нам свои имена и таланты.
Если вправду такое множество авторов и стилей могло повредить единству целого, части, по нашему убеждению, от него только выиграли, целое же если и пострадало, то совсем не сильно.
Пользуемся случаем поблагодарить наших любезных сотрудников за то, что в пору нашего дебюта они не оставили нас без поддержки. Каждый из них, присоединившись к нам, усвоил себе нашу идею и возвысил ее всею силою своего таланта: мы счастливы это признать.
Разумеется, не мы первые наделили Животных даром речи; однако нам, кажется, удалось свернуть с того пути, по которому шли все те, кто прежде нас описывал Животных самих по себе или в их взаимоотношениях с Человеком.
В самом деле, прежде – в басне, в апологе, в комедии – Человек всегда выступал в роли историка и рассказчика. Он всегда сам себе читал мораль и никогда не скрывался полностью за тем Животным, которое взялся изображать. Он всегда играл главную роль, а Животное – второстепенную; одним словом, там Человек занимался Животным, а здесь, в нашей книге, Животное занимается Человеком и, судя себя, судит его. Точка зрения, как видим, переменилась. Наконец, у нас Человек никогда не берет слова, он, напротив, выслушивает Животных, которые в кои-то веки становятся судьями, историками, хроникерами и, если угодно, исполнителями главной роли.
Мы не дерзаем утверждать, что открытие наше велико и прекрасно; мы лишь хотим подчеркнуть, чем наша книга отличается от других.
Быть может, читатели признают, что именно это новшество, каким бы легкомысленным оно ни выглядело, помогло нам выступить с известным успехом на поприще, которое казалось уже закрытым едва ли не навсегда.
Мы благодарны публике за прием, оказанный этой книге. Что ни говори, такой большой успех, какой выпал на ее долю, не может быть незаконным, и мы убеждены, что если читатели нас поддержали, то лишь оттого что поняли: нам может недоставать таланта, но добрых намерений и добрых чувств у нас в избытке.
В заключение скажем, что эта книга не родилась бы без участия г-на Гранвиля – великого мастера, не имеющего, насколько нам известно, ни образцов, ни подражателей. Скажем также, что, будь у нас одна-единственная цель – предоставить оригинальному Гранвилеву карандашу поле деятельности, на котором он мог бы наконец проявить себя совершенно свободно, одного этого достало бы для оправдания всего предприятия[124].
ПРОЛОГ ГЕНЕРАЛЬНАЯ АССАМБЛЕЯ ЖИВОТНЫХ
Недавно втайне от всех великих держав свершилось событие, нимало не удивительное для тех, кто наслаждается выгодами представительного
Тем не менее Этцель в его писательской ипостаси (под псевдонимом П. – Ж. Сталь) написал для «Сцен» наибольшее число рассказов – двенадцать. Это те девять текстов, которые вошли в наше издание, а также невошедшие рассказы «Воспоминания старой Вороны», «Седьмое небо» и «Надгробное слово шелковичному червю».
Эту мысль Этцель повторяет и в рекламном проспекте книги (см. во вступительной статье, с. 22), и в письме Бальзаку от июля 1842 года: «…величайшая заслуга Гранвиля состоит в том, что он смог в животных увидеть людей. Никогда еще он не рисовал так хорошо, потому что только в этой книге он получил свободу. Во всех других он прежде всего заботился о том, чтобы передать мысль авторов…» (
