ть ни фактом, ни вымыслом. Задача заключается не в том, чтобы набросать достоверный автопортрет, а в том, чтобы протравить всю поверхность зеркала, пока оно не отразит лишь размытые очертания меня и моего окружения. Эти заметки могут также стать бюджетными сеансами психотерапии, поскольку будут попыткой не столько вообразить мою форму жизни, сколько эту жизнь распутать: они могут распустить ткань или развязать узлы, подготавливая новую ткань и узлы, которые предстоит завязывать. Поэтому сначала я должен не найти себя, а потерять. Суть в том, чтобы выйти из монастыря внутри себя, а не войти в него. Стало быть, авто-фило-
софия – не любовь к собственной мудрости, а мудрость своей любви; это может показаться сентиментальным, но вскоре откроет более темную истину. Поэтому прежде чем я продолжу, необходимо предупредить: «Если хотите богатства и долголетия, не перелистывайте эту страницу».
2. Философия возникла из основополагающего, но трудноисполнимого призыва: познай самого себя. Идея заключалась в том, что человек не может быть нравственным без себялюбия – не в негативном смысле отсутствия внимания к другим, а в позитивном смысле интереса к самому себе. Иными словами, жизнь не стоит того, чтобы ее проживать, если ты ее не исследуешь. Как демонстрирует Фуко, самым элементарным гражданским долгом в античной демократии была забота о себе. Поэтому греческий ответ на вопрос Что такое философия? – это уже автофилософия, которая всегда была практикой или деятельностью, а не учением или императивом. Автофилософия была не подготовкой к жизни, аформой жизни самой по себе, находясь в центре классического культурного опыта. Тысячелетие спустя эта идея всё еще заявляет о себе у Августина: «Я работаю над этим и работаю над самим собой: я стал сам для себя землей, требующей тяжкого труда и обильного пота». Еще через тысячелетие она вновь возникает у Монтеня: «Тот предмет, который я изучаю больше всякого иного, – это я сам. Это моя метафизика, это моя физика». Тем не менее в ходе западной истории философствующий субъект постепенно переставал быть главным предметом философии. Иногда самость отвергалась прямо, а в других случаях – незаметно отодвигалась на задний план разнообразием по большей части безличностных тем.
3. Модерная мысль не отказалась от античного интереса к саморефлексии, хотя, конечно, изменила ее цель: ясное и отчетливое познание внешнего мира, которое возможно только через обращение к внутреннему «я». «Я попытаюсь, беседуя лишь с самим собой и глубже вглядываясь в самого себя, – пишет Декарт, – постепенно сделать самого себя более понятным и близким». Но что же это за «я», которое служит ему главным источником достоверности? Мыслящая вещь? Ницше в этом не уверен: «Мы неведомы себе, мы, познающие, мы сами не знаем себя: на то имеется своя веская причина. Мы никогда не искали себя – как же могло случиться, чтобы мы однажды нашли себя?» Чем более профессиональными становились философы в прошлом веке, тем меньше они вспоминали о своем первоначальном призвании. Но то, что не дает им спать по ночам, – это, надеюсь, всё еще они сами. Так что же волнует меня – понимают ли люди мою философию или понимают ли они меня? Снова Августин: «Не любите жить в строении, но живите в строителе». Он имеет в виду мир и его творца; я же думаю о мысли и том, кто ее мыслит. Но я подозреваю, что настоящая попытка постичь себя – это еще и защита от риска, связанного с тем, чтобы позволить другим постичь меня на их собственных условиях, в ситуации, которую я буквально не могу контролировать.
4. Блюменберг описывает обычного философа как того, кто, находясь на твердой земле, анализирует морскую катастрофу. Занятие автофилософией, напротив, означает, что я должен быть тонущим кораблем. Но также это означает, что я – айсберг. И что каждая запись в этой тетради – послание в бутылке, отправленное с одинокого острова, на котором я оказался. Впрочем, несмотря на все свидетельства обратного, речь идет не только обо мне. Как и Эмерсон, я полагаю, что «к изумлению своему, [ученый] видит, что чем больше раскрывает он перед [людьми] самое свое личное, сокровенное, вплоть до предчувствия, тем более оказывается это понятным для всех, общественным по характеру и истинным во вселенском масштабе». Однако такая истина не обязательно будет всеобъемлющей, но лишь широко распространенной. Личное – не только политическое, оно может стать и теоретическим. Разве философия не является в конечном счете критикой жизни? Как автомобиль – эта самодвижущаяся повозка без лошади – способен вместить в себя любого, кто сядет за руль, так и автофилософское произведение рассчитано на потенциальных читателей, а не только на своего реального автора. Это форма, применимая не только к моей собственной жизни. Я надеюсь, что мне есть что предложить здесь помимо своей особой истории. Хотя я отдаю себе отчет в том, что своеобразие этого текста – важнейший критерий, по которому о нем когда-нибудь будут судить.
5. Зачем писать и переписывать то, что лишь отчасти предназначено для чтения другими? Опять Фуко: «…надо относиться к себе самому как к книге, которую время от времени перечитываешь». Стало быть, всё это – заметки для себя. Записная книжка не может быть обращена ни к кому другому. Написание этих заметок от руки каждое утро, а затем их перечитывание и пересмотр в течение
