ханжеству, тщеславию или эгоизму, исполненная лучших намерений в адрес пострадавшего, в порыве собственных чувств она могла не заметить чувств другого человека.
Мы любили слушать её рассказы о детстве, причём авторитет её нисколько не пострадал, когда мы узнали, что ребенком она была настоящим сорванцом, вытворявшим часто дурные шутки.
В Санкт-Петербурге в начале 90-х годов её бабушка, графиня Левашова, сидела в кругу нескольких пожилых дам за чаем, когда появилась её маленькая внучка Лидия, для того чтобы, как это было принято, быть представленной. Появившись, она глубоко поклонилась и жестом мушкетёра сняла свою широкополую шляпу, а из-под неё выскочило несколько совершенно обезумевших лягушек, которые удобно расселись на её только что остриженной голове, – столь радикальное удаление волос было вызвано перенесённым недавно тяжёлым заболеванием, тифом; предполагали, что после этой меры волосы станут более густыми.
Однажды от неё убежала большая собака лайка, которая повиновалась только резкому свистку полицейского. Позабыв правила, запрещающие юной особе покидать дом без сопровождения, она выбежала на улицу и вскочила в первые попавшиеся дрожки. Стоя позади коренастого кучера и крепко держась за его плечи – хвост огненных волос развевался на ветру, – она резко свистела в свисток, пока дрожки гонялись по улицам столицы за собакой. Переполох, волнение, остановка движения! Полицейские доставили её домой и пообещали, что обязательно найдут её собаку, но настояли на том, чтобы конфисковать свисток: «Барышня, нельзя так!».
Её отец, генерал-адъютант царя, член Совета при Высочайшем дворе и министр уделов, был восхищён своей жизнерадостной, страстной и умной, способной на проказу и всё же такой отзывчивой маленькой дочкой и очень баловал её. Он же был для неё единственным авторитетом, который она признавала. Одно его слово: «Дилька, довольно!» – останавливало немедленно любой её порыв.
Её мать, мягкая и высококультурная, глубоко уважаемая и любимая всей семьей, сравнительно рано удалилась от общественной жизни, чтобы избегнуть возможных трений со своим мужем, перед обаянием которого трудно было кому-нибудь устоять. Она заботилась о воспитании детей и обо всём семейном укладе жизни. Семья выезжала в определённое время в деревню из Санкт-Петербурга, а затем так же и назад. Английские воспитательницы, французские гувернантки, швейцарский домашний учитель, немецкая горничная прививали детям все три языка, правда, различным образом: детский английский, литературный французский и ломаный немецкий. Может быть, с помощью иностранных влияний хотели приглушить и смягчить страстный и противоречивый темперамент и – по западным меркам – преувеличенную эмоциональность, столь свойственные многим русским.
Музыка, Закон Божий и чтение были содержанием воспитания в раннем детстве. Все дети – трое братьев мама и она – посещали гимназию: девочки и мальчики раздельно
