и, когда спустя некоторое время они уходили, он испытывал разочарование. Правда, ненадолго. Для Грея это не было неожиданностью. Такая уж у него была натура – заботиться о других, и, как всякий нежный отец, он был внутренне готов к тому, что птенцы рано или поздно вылетят из гнезда. Только всякий раз, к его великому недоумению, это обретало какие-то неуклюжие и болезненные формы. Женщины редко уходили из его жизни с тактом и изяществом. Они крали его вещи, закатывали шумные ссоры, так что соседи вызывали полицию, будь у него машина – они бы и шины ему прокалывали; вышвыривали в окно вещи либо учиняли такой скандал, что ему делалось и неловко, и обидно. Он не слышал от них ни слова благодарности – за то, что тратил на них свое время, деньги и душевное тепло. И в конечном итоге очередное расставание вызывало у него облегчение. В отличие от Адама и Чарли, молоденькие девушки его никогда не интересовали. Его больше привлекали женщины за сорок и непременно с серьезными психическими отклонениями. Грей говорил, ему импонирует их беззащитность, он испытывал к ним глубокую жалость. Адам советовал ему предложить свои услуги Красному Кресту или какому-нибудь центру экстренной психологической помощи, где он мог бы до конца реализовать свои душевные наклонности, вместо того чтобы превращать свою жизнь в бесконечное спасение психически неуравновешенных женщин среднего возраста.
– Ничего не могу с собой поделать, – смущенно оправдывался Грей. – Мне всегда кажется, что, кроме меня, им помощи ждать неоткуда.
– Вот-вот. Тебе еще везет, что никто из этих психованных тебя до сих пор не зарезал во сне.
Сказать по правде, одна такая попытка была, но, к счастью, неудачная. Греем владело непреодолимое желание спасать мир, а особенно – страдающих женщин. Кончалось же все тем, что почти все те женщины, с кем он встречался, бросали его ради других мужчин. И стоило очередной пассии уйти, как появлялась следующая, причем тоже в состоянии глубокого отчаяния. Вся его жизнь мгновенно в очередной раз переворачивалась с ног на голову. Это были американские горки, к которым он уже давно привык. По-другому он никогда и не жил.
В отличие от Чарли и Адама, чьи родители вели респектабельный и консервативный образ жизни (у Адама – на Лонг-Айленде, а у Чарли – на Пятой авеню), Грей, когда рос, где только не побывал. Его усыновила при рождении супружеская пара, входившая в состав одной из самых знаменитых на тот момент рок-групп. Он воспитывался – если это так можно назвать – среди величайших рок-музыкантов своего времени, которые уже лет с восьми норовили угостить его то косячком, то пивком. У его родителей была и приемная дочь. Сына они назвали Грей, а дочку – Спэрроу. Вместе получалось что-то вроде Серого Воробышка. Когда Грею было десять, мама с папой «переродились» и ушли с эстрады. Они отправились в Индию, затем в Непал, пожили на Карибах и четыре года провели на Амазонке, где их домом стала обыкновенная пирога. От того времени у Грея остались воспоминания о страшной нищете,
