ла. Мое вмешательство дало ему повод переключиться на другую мишень. Продолжалось все это довольно долго. Уже выходя на своей станции, мужчина обернулся и закончил свою ужасную речь проклятиями в адрес всех, кто находился в вагоне. Когда двери за ним закрылись, в воздухе повисла гнетущая тишина, словно бы его страшные слова на самом деле обрели вес.
Сейчас я уже понимаю, что именно так и было. Сказано слово. Вы думаете, оно кануло в пустоту? Или все-таки осталось нечто невидимое глазу, что продолжает жить даже после того, как последний звук замрет в тишине?
Знал ли этот человек, что творил? Знаем ли мы все, что творим, когда бездумно, а подчас совершенно машинально впускаем в жизнь такие слова? Давайте поразмыслим, почему прежде черта поминали только чернокнижники и бесшабашные гусары? Ведь вряд ли причина только в том, что «ругаться невоспитанно»… Не зря, наверное, народная память хранит поговорку: «Легок на помине». «Всяк, кто призовет имя Божье, спасется», – говорил Серафим Саровский. А что будет с тем, кто постоянно поминает имя «князя мира сего»?
Давайте задумаемся над глубоким смыслом пословицы: «Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь». Давайте вспомним народную мудрость, выраженную в поговорках: «Бритва скребет, а слово режет», «Доброе слово в жемчугах ходит, а худое слово пуще стрелы разит», «Палка по мясу бьет, а слово до костей достает», «Слово не чад, а глаза ест», «Худое слово и сладким медом не запьешь», «Человек – не лошадь, его и словом убить можно».
Давайте вслушаемся в слова старинного заговора: «Что сказано – то сбудется, сбудется – не забудется…»
Слово – это не простое сочетание звуков. Слово – это огромная сила. О ней хорошо знали наши предки, но мы, к сожалению, обо всем позабыли…
Моей подруге было плохо – от нее ушел любимый человек. Ушел со скандалом, на самом гребне ссоры, бросив в лицо обидные и несправедливые слова. Ей казалось, что жизнь закончилась, что впереди ничего нет, все потеряно навсегда. Чем я могла помочь ей? Только словами. Мы сидели на кухне – я и моя подруга, измученная переживаниями и трехдневной бессонницей. Я говорила, говорила, говорила… О том, что есть еще настоящие рыцари и прекрасные принцы. О том, что жизнь продолжается и впереди еще много света и радости. О том, что будет весна, будут и теплые, нежные, солнечные дни. О том, что каждый из нас, кто упорно ищет, находит город своей мечты – город, где вечно цветут сады и поют птицы, где злые слова не имеют никакой власти… Я уложила ее спать. Без сил падая на подушку, она уже в полудреме прошептала: «Ты говори, пожалуйста, говори…» Через два года, гуляя на ее веселой свадьбе, я услышала от нее: «Знаешь, если бы я в тот вечер не пришла к тебе, если бы ты не помогла мне, – ничего бы этого не было!» Я помогла? Нет, слово.
В конце Великой Отечественной войны мой дядя был тяжело ранен, а по дороге в госпиталь заразился тифом. Он лежал в бараке, приспособленном под больничную палату, за сутки только раз или два приходил в сознание. Однажды главный врач, делая обход, бросил на него беглый взгляд и… накрыл одеялом с головой, как накрывают покойника: «Койка скоро освободится. Этот до утра не протянет». Он не знал, что как раз в этот момент мой дядя очнулся и слышал все до последнего слова. «Нет, рано вы записали меня в покойники! Я буду жить!» – решил он. «Я буду жить, я буду жить», – изо всех сил повторял он, сопротивляясь болезни и не давая себе погрузиться в забытье. К утру он попросил есть. А через два месяца он твердыми шагами вошел в кабинет главврача: «Узнали меня?»
Медицина уже поставила на нем крест, врач думал о том, когда освободится койка, а он не сдался. Он вступил в борьбу со смертью и вышел из нее победителем. И в этом ему помогло слово.
Еще не так давно, в советское время, многие методы медицины признавались антинаучными и находились под запретом. В том числе и лечение словом: заговорами, молитвами, аффирмациями. В официальной медицине оно почти не применялось, за исключением, пожалуй, методики избавления от заикания. Помните, как начинается фильм Андрея Тарковского «Зеркало»? «Я могу говорить! Я могу говорить!» – произносит мальчик вслед за врачом, громко и четко, как он не говорил никогда в жизни…
Несмотря на долгое господство материалистической идеологии, люди всегда чувствовали, пусть и подсознательно, какие огромные возможности заключает в себе слово. В российской глубинке, в удаленных от центра поселках и деревнях, где не было медицинской помощи, в сталинских лагерях и в местах ссылки политических заключенных, слово было единственным доступным лекарством, слово исцеляло и давало силу жить и надеяться.
Я вспоминаю рассказ своего знакомого священника, отца Андрея. Он провел в различных тюрьмах и лагерях более 15 лет. До того дня, как ему исполнилось сорок, он ни разу не брал в руки Библию. В этом смысле он был обычным советским человеком, неверующим, и остался бы им, если бы не один странный случай… Тот день его рождения опять отмечался в зоне. Он поднялся с нар,
