я еще не успела обзавестись.
Стоило мне лечь на кровать, как потолок закачался надо мной, а в горле заклокотал страх.
Все недостатки моего плана стали очевидны на фоне этой пустой, необставленной комнаты. Без поддержки мадам де Тревиль я никто. Я не могу просто подойти к мушкетеру на улице, предъявить ему папин перстень, а затем попросить его убедить свое начальство начать расследование убийства. Нет, мой единственный шанс – добиться встречи с кем-то из старших офицеров. И ни один офицер без веской причины не станет выслушивать чудачку, которая несет какую-то чепуху о безвременной кончине своего отца. Папа никогда не называл мне имен своих братьев по оружию, в своих историях он всегда пользовался прозвищами. Именами, которые они дали друг другу сами и которые точно соответствовали их натуре. А я никогда не пыталась разузнать у него больше – думала, что мне некуда спешить. Думала, у нас есть время. Да мне и не нужны были их настоящие имена. Я представляла их себе богоподобными созданиями, которые не пользуются фамилиями и титулами.
Перед отъездом в Париж я хотела найти какие-то записи, имена и адреса папиных мушкетеров, но мама держала его бумаги под замком. И я не могла объяснить ей, зачем они мне понадобились.
– Papa, о чем ты думал?
Деревянные стенные панели молчаливо маячили в темноте, сквозь шторы пробивались крошечные блики света, отблески пламени от фонарей.
Меня одолел сон, и, только когда я услышала приглушенные голоса, едва доносившиеся до меня с улицы, я вяло подошла к окну. За стеклом виднелись разноцветные платья, шуршащие юбки, обнаженные руки, сияние драгоценностей. Отборные девицы мадам де Тревиль. Всего трое – должно быть, остальные едут в других экипажах.
Их разговор был еле слышен. Калейдоскоп ярких пятен и голосов, а затем ясный взгляд, встретившийся с моим. Я отступила. Шторы скользнули на место и закрыли окно.
Передняя дверь отворилась. Я услышала, как дамы снимают обувь и обмениваются пожеланиями спокойной ночи. Шаги зазвучали громче. Меня охватила неуверенность, как будто я без разрешения вторглась в святая святых. Моя шпага была заперта в сундуке – ведь это просто девушки, озабоченные поиском мужей, не более.
Шаги заскрипели по главной лестнице.
Все затихло.
Снова улегшись на кушетку и натянув одеяло до самого подбородка, я вернулась к наблюдению за бликами, проникавшими сквозь стекло, блеску серебра и золота на фоне шелка и бархата, рубинам, которые каплями крови стекали с букетов из органзы.
Лицо моего отца. Его тело на обочине дороги, и некому помочь ему встать, некому снова сделать его целым.
Я отвернулась от окна и плотнее укуталась в одеяло.
– И куда, интересно, ты собралась?
Это было на следующее утро. Я остановилась посреди холла, спрятав сжатые кулаки в складках юбки, чтобы задавшая вопрос девушка – примерно на год старше меня – не заметила, как они дрожат. После неудачной встречи
