мне дорогу, и я больше не стану отнимать у тебя драгоценное время…
– Ладно, – вздохнула она. – Не отставай.
Мы шли в молчании. Будь моя воля, я завалила бы спутницу вопросами. Но ее равнодушное лицо меня остановило. Я хотела спросить, где остальные девушки: пустые коридоры казались странными и гулкими. А потом я спросила бы, знакома ли она с какими-нибудь мушкетерами, встречала ли она их на светских мероприятиях, но прежде, чем я открыла рот, она сказала:
– Мы пришли.
– Спасибо, я… – Но она уже ушла – яркая коралловая вспышка мелькнула и исчезла за углом.
Сквозь дымку головокружения я увидела, как моя рука протянулась и кулак постучал в дверь, украшенную затейливой резьбой из листьев.
– Войдите.
Вся комната была из дерева – темного, как древесная кора в ночи, того оттенка черного, который вовсе не черный. Деревянные стены были закрыты книжными стеллажами, на которых было больше книг, чем я видела за всю свою жизнь. Как может быть столько книг у одного человека? Переплеты из кожи и ткани, красные, коричневые и оранжевые, как осенние листья. За столом сидела женщина – как я решила, мадам де Тревиль, ее перо порхало по бумаге. Стену напротив нее украшала карта Франции – шириной с размах рук крупного мужчины. А рядом с ней висела подробная карта Парижа точно такого же размера. Они были похожи на плакаты, которые я видела во время визита к врачу номер два много лет назад: устройство человеческого тела и города на самом деле не так уж отличаются. Улицы похожи на вены. Парки – на внутренние органы. Королевский дворец подобен бьющемуся сердцу.
У женщин не бывает кабинетов. Я сперва подумала, что девушка должна была сказать «салон» и просто оговорилась. Но эту комнату точно нельзя было назвать «салоном».
Мадам де Тревиль кашлянула и начала говорить, не отрываясь от работы:
– Портия передала, что я хотела с тобой побеседовать? – Вот, значит, как зовут ту девушку. Жанна упоминала о ней вчера вечером, сказала, что девчонка дразнит… как там его, Анри?
– Да, я… – Мадам с силой подчеркнула что-то в бумагах, и я прочистила горло. – Да, она передала. Я собиралась пойти на кухню…
– Ты ведь не думаешь, что мы едим на кухне? – Она обмакнула перо в чернила и вернулась к бумагам.
– Ну… нет, – ответила я.
Мадам де Тревиль подняла взгляд, заметила мои руки, сжатые в складках юбки, чтобы не ухватиться за ближайший стул.
– Присядь.
На ней не было модного наряда, по каким вздыхали Маргерит и другие девушки из моего городка, – вырез ее серовато-стального платья едва открывал ключицы, прическа была простая – низкий пучок, никаких вьющихся локонов. Ее осанка была такой прямой, что спина даже не касалась спинки стула. Я ожидала увидеть знатную даму, разодетую в пух и прах. О ком еще могли судачить высшие круги общества? Однако ее одежда, хотя и пошитая из прекрасных тканей, была весьма проста и практична. Пальцы и запястья не были украшены кольцами и браслетами. Все, что мне было о ней известно, – ее снобизм в отношении мест приема пищи, но
