к гортани, как будто не хотел произносить этого. Но пути назад не было. Я должна была выяснить правду.
– Да.
Она довольно долго молчала. Видимо, я оказалась недостаточно убедительна. Я подвела папу, даже не успев сделать попытку.
Но тут она заговорила, и я не могла поверить в то, что услышала; у меня в ушах тихонько зазвенело, от кончиков пальцев ног до макушки по мне прокатилась дрожь, а руки покрылись мурашками.
– С трудом в это верится, мадемуазель Мушкетерка!
Глава десятая
Звон в ушах перерос в глухой гул.
– Как вы меня назвали?
Ее лицо ничего не выражало. Из стопки бумаг она вытащила письмо. Это было письмо от моего отца.
– Он ведь так тебя называл?
На глаза с неожиданной силой снова навернулись слезы.
– Это личное, – ответила я.
– Боюсь, здесь не бывает личного. Мы не можем позволить себе иметь секреты друг от друга.
– Потому что опасаетесь скандалов, – предположила я. – Прежде чем взять на попечение девушку, вы хотите узнать о ней все на тот случай, если выяснится, что она… – Мне не пришло на ум других возможных пороков, кроме «фехтовальщица» и «больная», которые едва ли были уместны, поэтому я умолкла.
– Можно сказать и так.
– Я не знаю, что вам написал мой отец, но я буду идеальной воспитанницей. Это просто глупое прозвище. Он ничего такого не имел в виду.
Каждое слово было как кинжал в сердце.
Мадам де Тревиль встала. В ее позе чувствовалась решительность, и я тоже попыталась встать, схватившись за стол. Ее взгляд задержался на моих руках, сжимавших деревянную столешницу.
– Следуй за мной. – Она направилась к двери.
– Мадам, – ко мне вернулся голос, – если вы дадите мне шанс…
– Мадемуазель де Батц, если вы пройдете со мной, то поймете, что именно это я и собираюсь сделать.
Вместо того чтобы повернуть налево и повести меня обратно по коридору, мимо гостиных с толстыми коврами и тяжелыми золочеными рамами, она двинулась направо, в незнакомую мне часть дома. Ее походка была целеустремленной.
– Знаю, о чем ты подумала, – сказала мадам де Тревиль, не оборачиваясь. – И поскольку ты никак не решишься спросить, скажу сама: да, мы пойдем наверх.
Лестница стремительно приближалась. Проблема была не в том, что мое головокружение представляло опасность: я могла в любой момент потерять сознание и не просто свалиться на ровную землю, а покатиться вниз по ступенькам. Помимо этого, головокружение всегда усиливалось, когда я пыталась подняться по лестнице: зрение затуманивалось, ноги дрожали, а мир начинал вращаться вокруг меня. Обычное головокружение было ерундой по сравнению с мощным приливом, который обрушивался на меня, когда я карабкалась по ступенькам; именно поэтому отец пожертвовал своей любимой библиотекой на первом этаже и отдал ее под мою спальню. Я не просила об этом – комната просто ждала меня, когда
