на заказ привозят, за хлебом, крупами, колбасой-тушёнкой я на велике в Лутошкино мотаюсь. Это, если по дороге, до деревни километров десять, а если напрямки, через Блудов овраг, чтоб его, и пары километров не будет. Опять же, сердобольная Алевтина Петровна то молочком, то яйками меня «подогреет». У нас с ней замечательные отношения. Всю позднюю осень, зиму и раннюю весну живу в городе, подрабатываю. Но Алевтину Петровну не забываю, наезжаю к ней регулярно, привезти чего, починить, поправить. Да и просто посидеть, поговорить, одинокая она. Мне не трудно, а ей в радость. Жизнь её помотала, куда там бразильским сериалам! Такого порассказывала, ни в кино, ни в книжке не встретишь! Я и от половины того, что она пережила, загнулся бы. Алевтине Петровне уже скоро восемьдесят стукнет, но ничего, ещё шустрая бабусь-ка. Так что осенью я свою дачную барахлюндию к ней волоку, а весной обратно на дачу. За три-четыре ходки, навьючив себя и велосипед, укладываюсь.
Блудов овраг, через который я постоянно курсировал, и правда был странноват. Неглубокий, метров семь-восемь, но довольно широкий. По дну протекал слабый ручеёк, да какой там ручеёк, так, сырость одна. Весной и осенью помокрее, а летом и вовсе пересыхает. Не сказать, что всегда, но довольно регулярно там действительно присутствует туман. В основном, конечно, по утрам и вечерам, что вполне естественно. В пасмурные или дождливые дни тоже появлялся достаточно часто. Но самое интересное, что структура тумана была весьма непостоянна. То он представал лёгкой белёсой дымкой, то монолитным пластом плотной ваты, то бурлящей молочной субстанцией. Подойдёшь другой раз к краю, посмотришь сверху – ну полное ощущение, что сейчас в кипяток нырнёшь. Короче, был туман многолик и разнообразен. Если это и есть проявление его жутких свойств, то… не знаю, меня лично не впечатляло. Преодолевал я его по многу раз и в разных состояниях.
Вот и в этот раз, нагрузив своего Мула, как я свой велосипед называл, до состояния прогиба ободов и взвалив на плечи станковый рюкзак, килограмм эдак под двадцать пять, я, повернувшись к Алевтине Петровне, махнул ей рукой, мол, всё, отчалил. Она лишь недовольно поджала губы и привычно перекрестила меня вослед. Она всегда так делает.
Солнце только-только начинало подниматься где-то на востоке. Я навалился на руль и плавно покатил Мула в сторону оврага. Покатил потому, что в данной комплектации для езды он не приспособлен. Мощный задний багажник, на нём объёмный сумарь, по бокам колёс – два вместительных кофра из толстой кожи, прообразом которым послужили пехотные ранцы ещё аж 1812 года. Спереди – большая крепкая, мелкоячеистая металлическая корзина, с боков висят полуовальные эмалированные 12-литровые вёдра. И всё это забито до отказа. К раме плотно примотаны, так сказать, орудия производства. Да я и сам упакован неслабо: плотная футболка, сверху – «зимняя» тельняшка, подарок сына, потеплей иного свитера будет. Потом куртка со штанами, мой старый, но ещё ходить и ходить в нём, камок. Портупея. Под штанами – добротные трикошки, когда тебе за полтишок,
