зно к форме – то же, что относиться серьезно к жизни. Речь идет не о результате, а о процессе. И это, безусловно, так, хоть Сэнди и приходит в состояние детского восторга каждый раз, когда видит одну из недавно завершенных работ.
Форма, конечно, представляет собой одновременно и содержание, поскольку, внимательно изучив все аспекты формы, можно понять, кто она, Сэнди, и каково ее отношение к окружающему миру, вещам и людям. (Философско-эстетическому дискурсу о форме и содержании Сэнди тоже непременно когда-нибудь посвятит некоторое время.) Однако в конечном счете идеальная форма – не то, что ищет Сэнди. Она пытается обнаружить такой тип мышления, который становится возможным благодаря форме и одновременно выражается в ней.
Сэнди убеждена, что все самые важные мысли посещают ее во время работы. И она готова к ней. Без чтения философской литературы не обойтись, так как это обостряет интуицию. Прежде чем приступить к делу, Сэнди с удовольствием уделяет полчаса Делёзу или Хайдеггеру. И тогда подходящая форма для следующего этапа работы или решение определенной проблемы внезапно приходят к ней, словно знакомый, который неожиданно позвонил в дверь. При этом текст совсем не обязательно должен иметь какое-то отношение к ее творческому проекту, ему лишь необходимо быть содержательным с точки зрения философии.
В одной из картинных галерей Линца проходит выставка, в которой Сэнди принимает участие. Ее проект заключается в том, чтобы каждый день по нескольку часов проводить в галерее за старым деревянным столом, читать «Бытие и время» Хайдеггера и переписывать текст предложение за предложением в качестве символа телесности этого произведения. Переписывание – телесный труд, который приносит человеку совсем иную форму радости, нежели просто чтение, пробуждая одни ощущения и заглушая другие. Текст как бы струится сквозь пальцы и становится осязаемым, будто Сэнди сама его формулирует. Она часто думает о монахах, которые на протяжении всей жизни переписывали священные тексты, и о том, каких усилий им это наверняка стоило.
Сейчас форма подобрана правильно: обыкновенный стол, который Сэнди приобрела специально для проекта, стул из ее мастерской, простая темно-синяя одежда, которую она будет носить на протяжении всей выставки, и теплые шерстяные носки.
Пока в галерее никого нет, в ней тихо и спокойно. Через расположенную напротив письменного стола витрину открывается вид на малолюдную улицу – достаточно пространства для размышлений. Также и время лежит перед Сэнди подобно широкому полю. Сегодня, и завтра, и послезавтра, и следующие два месяца ей предстоит заниматься только чтением Хайдеггера и переписыванием его произведения. (Этот проект даже кажется ей эгоистичным.) Она открывает книгу, и с того места, на котором остановилась вчера, продолжает перечитывать про себя каждое предложение по нескольку раз до тех пор, пока оно не уложится в голове. В большинстве случаев Сэнди удается уловить его смысл сразу, по крайней мере приблизительно. Почувствовав, что предложение запечатлелось в памяти, она начинает ровным почерком переносить его на бумагу. Затем еще раз читает переписанный фрагмент. Она читает и пишет:
Почему понимание во всех сущностных измерениях размыкаемого в нем пробивается всегда к возможностям? Потому что понимание само по себе имеет экзистенциальную структуру, которую мы называем наброском. Оно бросает бытие присутствия на его ради-чего не менее исходно чем на значимость как мирность своего всегдашнего мира. Набросковый характер понимания конституирует бытие-в-мире в аспекте разомкнутости его вот как вот умения быть. Набросок есть экзистенциальное бытийное устройство простора фактичного умения быть. И в качестве брошеного присутствие брошено в способ бытия наброска. Набросок не имеет ничего общего с отнесением себя к измысленному плану, по какому присутствие устраивает свое бытие, но как присутствие оно себя всегда уже на что-то бросило и есть, пока оно есть, бросая.[1]
Уже с самого начала ей удается неплохо сосредоточиться. А приблизительно через полчаса она замечает: процесс пошел! Сэнди хорошо знакомо это ощущение, и тем не менее каждый раз оно застает ее врасплох: в какой-то момент все в ней внезапно активизируется. Все мыслит или, если выражаться точнее, мыслится. Текст преобразовывает ее, работает над ней, и под его воздействием начинают происходить существенные перемены. Это объясняется и тем, что язык Хайдеггера устроен так же, как его мысли. Все согласовано друг с другом и наполнено огромной энергией. Сэнди восхищается тем, как долго и настойчиво Хайдеггер искал подходящую форму для своих мыслей. Вероятно, именно благодаря согласию формы и содержания текст для нее притягателен на нескольких уровнях и при его чтении все в ней приходит в движение и раскрывается. Она чувствует, что оказывается в полном бытии присутствия. Иногда эмоции настолько ее переполняют, что она начинает плакать.
Мышление, которое пробуждает в читателе Хайдеггер, представляет собой базовую способность. Оно реагирует на текст так же естественно, как человек идет, когда ему нужно попасть
