и есть.
Четырёхпалая лапа сжимается сильнее. Монстр подносит Бернардо ближе ко рту.
– Гум тебя проглотит!
Я стараюсь говорить громким шёпотом, как в театре, но мне это не слишком хорошо даётся.
– Думаю, это значит, что он хочет тебя съесть.
– Ради всего святого… дай мне умереть спокойно!
Я хочу заметить, что тому, кого хотят разгрызть на куски, вряд ли светит спокойная смерть, – но, чтобы разгрызть Берни, Гуму понадобились бы резцы и клыки. Скорее всего, моего приятеля просто расплющат и перемелют.
– Конечно, как скажешь, но… Бернардо?
– Ну что? Что?
Мои мышцы лица возвращаются на законное место, и я улыбаюсь.
– Это у тебя пушка на предплечье или ты просто рад меня видеть?
Сначала он злится, но потом на него снисходит озарение.
– О! Точно!
Бернардо с щенячьим проворством выпаливает из своей гладкоствольной 37-миллиметровой пушки. И что бы вы думали? Оказывается, мой приятель действительно напялил поддельный костюм Железного человека без вибрани-ума, а законы физики, как назло, подействовали. Снаряд отлетает в одну сторону, а железная рука – в другую. Часть отдачи поглотил костюм. Настоящая рука, правда, осталась на месте, но Бернардо ещё не скоро сможет давать автографы.
– Агрх!
Я люблю этот звук. Отличный же звук, правда?
Снаряд оставляет за собой след – такой белый и пушистый, словно он явился прямиком со страниц детской книжки с картинками.
Или из химической лаборатории.
Когда снаряд врезается в мясистый торс чудовища, Гум делает «БУМ!». Куски монстра разлетаются по всей улице. Рука, сжимающая Бернардо, взмывает, как крылатые качели. Бернардо успевает высвободиться, прежде чем четыре костяшки стукаются об асфальт.
Гум повержен и валяется в отключке, но разве мне кто-то скажет спасибо? Ха! Берни просто делает в воздухе безумный пируэт, хватается за руку и вопит, что она сломана. Нет бы спросить, как у меня дела! Вместо этого я только и слышу: «Ай-ай-ай!»
Моя рука, к слову, уже почти в порядке.
Наконец Бернардо прекращает причитать, но на меня ему, по всей видимости, всё равно наплевать.
– Твою мать! Как я всё это объясню? Сын моего босса любил этого щенка.
Убедившись, что верхняя часть моего туловища уже в состоянии извиваться и корчиться, я опираюсь на локоть и приподнимаю бровь. Впрочем, Бернардо этого не видит, поскольку я в маске.
Вы же в курсе, да? Мне, правда, надо упоминать, что я ношу маску? И чёрно-красный костюм? У этой штуки хотя бы обложка есть?
– Сын, ну конечно. Сын. Как будто в этом всё дело. Почему бы тебе, здоровяк, просто не признать, что ты тоже любил эту лохматую псинку – по крайней мере, пока она не попыталась тебя сожрать? Но если она стала такой большой, значит, её надо любить ещё больше! Любимой собаки должно быть много! Признайся, в глубине души тебе стыдно, что ты обидел своего Бобика.
Берни
