Я теперь смотрю туда каждые пять минут, и никак не могу оторваться. Как можно лишить себя такой радости?
И ведь не врал же! Кажется…
Его рот изгибался в кривой, какой-то злобной ухмылке… Хотел мне сделать больно и страшно…
А глазами просто сжирал. Меня. Мое лицо. Мой рот… Хотел меня. И это скрыть было просто невозможно!
– А если ты хочешь меня порадовать… – Как же сложно с ним разговаривать. Невероятно… Язык не слушается. Присыхает к нёбу, к глотке. Таких усилий стоит просто пошевелить им, вытолкнуть из себя хоть слово.
Делаю жадный глоток воды, осушаю несчастный стакан до самого дна, захлебываюсь…
Денис и тут не теряется: ловит пальцами капли, стекающие с моего подбородка.
– Ты же, вроде, не так и много вчера пила? Откуда такое мощное похмелье, девочка моя?
Шершавые пальцы уже давно все вытерли, но почему-то не хотят отрываться от моей кожи. Разгоняют по ней мурашки – колючие, острые, болючие… Но мне, отчего-то, нравится, как они бегают по мне. Щекочут…
Это болезнь. Какая-то напасть, а не человек. Как только приближается ко мне – теряюсь. Не могу соображать.
–Не твоя! И убери от меня свои руки! – Трезвость, как ни странно, возвращает взгляд Алёны… Она такая странная. То ли завидует мне, то ли радуется…
– Моя. Уже моя. И даже не пытайся с этим спорить!
Его глаза затягивают. Привораживают.
Как будто под гипнозом, тянусь навстречу… Губы зудят от желания прикоснуться к нему…
– Эй, голубки! На вас тут люди смотрят! И дети! Здесь, между прочим, не ночной клуб…
Аленкин голос помогает избавиться от наваждения. Вздрогнув, вырываюсь из цепких пальцев, которые все еще гладят мой подбородок…
– Да мне пофигу. Ничего неприличного мы тут не делаем.
– Я замужем, между прочим! – Выставила вперед правую руку, оттопырив безымянный палец. – Видел, нет? Памятливый ты наш и внимательный? Сережки рассмотрел, а это не заметил, нет?!
Стерла с его лица наглость. И нахальство смыла. Оставила маску непроницаемую. Но даже из-под нее скользнуло немного растерянности.
– Так оно тоже легко снимается, как сережки. Не проверяла? Так давай, попробуем…
И снова потянул ко мне свои наглые, загребущие ручонки. За палец потянул.
– А это не сережки, милый мальчик, понял? Даже если снять, от него след остается. Несмываемый и нестираемый. Так что уйди отсюда! Уйди и не возвращайся никогда!
Можно было дать ему пощечину, для верности.
Можно было еще гадостей накричать…
Но парень и так отшатнулся от меня, как от прокаженной.
– Любишь его, что ли? И сильно любишь?
– Да уж поверь, не тебя!
Он вздохнул. Откинулся на спинку стула, руки скрестил на груди. Но взглядом сверлил все так же.
– Значит, потом полюбишь… Я терпеливый. Подожду.
– Ты свихнулся? Сбрендил? Что ты принимаешь, малыш?! От каких
