в себя, я долго разглядывала белый потолок. Мысли вязли, словно кисель. А тело и не слушалось вовсе.
Я умерла? Я спаслась? Смогла выбраться?
Не знала сколько так лежала. Мне было хорошо и спокойно. Мечтала, что больше никто меня не тронет. Ни-ког-да.
Но вот раздался какой-то звук, и рядом появилось лицо того самого незнакомца, который меня подобрал…
Очень медленно до меня стало доходить, что это не сон…
Слезы сдержать не получилось. Да я и не хотела.
Снова тюремщик. Просто другой. В другом доме. С другим лицом.
– Эй, тише, все в порядке, – мягко произнес тот. Я почувствовала прикосновение к щеке и зажмурилась, ожидая удара.
Так всегда бывало.
– Я не сделаю тебе больно…
Те самые слова! Те самые, с которых все началось!
Я не сделаю тебе больно, малышка…
Иди ко мне, малышка…
Не расстраивай меня, малышка…
– Давай кое-что проясним, – снова заговорил мужчина. – Я не собираюсь тебя как-то удерживать или использовать. Но и отпустить в таком состоянии не могу.
– Почему? – спросила я, едва шевеля губами.
– Потому что тебя сразу найдут и заберут обратно. Ты хочешь вернуться? – Я судорожно вдохнула, сжав руками одеяло. – Я тоже так думаю. Поэтому пока поживешь здесь.
– А потом?
– Потом и решим, – отрезал тот и отстранился. – Как тебя зовут?
Это был сложный вопрос. Я давно уже не слышала своего имени. Только клички.
– Настя…
– Хорошо, Настя. Ко мне можешь обращаться – Франц. Сейчас тебе нужно поспать. И набраться сил. Договорились? – он внимательно посмотрел на меня, словно считывая все, что я успевала подумать. А затем устало добавил. – Но давай без глупостей. Твой организм и так измотан.
Я осторожно кивнула, соглашаясь с ним. Его слова немного успокоили меня. В любом случае сейчас я вряд ли ему интересна. Что будет дальше? Подумаю позже.
– А сейчас спи.
И словно повинуясь новому хозяину, сознание стало туманиться, и я заснула.
Следующие несколько дней я почти ничего не помнила. Просыпалась, приходил Франц и помогал мне с гигиеническими процедурами.
Одну он меня больше не оставлял. Поначалу было наплевать – дикая слабость мешала чувствовать даже отголоски стеснения. Но чем дальше, тем больше я ощущала себя… опять вещью. Да, за которой хорошо ухаживали, но все же.
Однако мужчина был непреклонен. И когда я в очередной раз попросила его оставить меня одну, он не выдержал.
– Я – врач. Меня можно не стесняться, – раздраженно фыркнул, отворачиваясь.
Это была первая информация о нем, кроме имени.
Пришлось снова подчиниться.
Заняться мне было нечем. Телевизора в комнате не было, а спускаться и выходить куда-то я не рисковала. Вдруг Франц решит, что я уже достаточно окрепла и меня можно приспособить
