до странного тихо. Горел ночник. Занавеска над открытым иллюминатором не шевелилась, но тень её на столе до удлинялась, то укорачивалась. Казалось немыслимым, что минуту назад в такой же каюте могли разместиться ещё и подруга с шумливым Васькой. Тихая и полуосвещённая каюта была только для двоих.
– Я понимаю, раз мы сюда пришли… И вообще, раз всё так… Я не ханжа и без предрассудков…
– Спокойно, Танюша. Пойдём прогуляемся…
– Спасибо… Я люблю ночь…
– Вот свитер, надень. Тебе будет теплее.
– Спасибо. – Подошла к зеркалу, на ходу продевая в рукава руки. – Ой, какой длинный! – Поправила волосы. – А тепло как, – сжалась, словно от холодного потока пряталась. Неожиданно потянулась и поцеловала его в щёку, – спасибо.– И, торопливо, не давая времени опомниться и обнять её, потянула из каюты. – Пойдём-пойдём!..
– Ой, как хорошо! Желанный глоток воздуха.
Замерли тихие и пустые улицы. Блеск луж и стекол. Тени на тротуаре, как глыбы и пропасти. Через них надо перепрыгивать или перелетать. Ветви над головой брызгают звёздами или усталым дождём в лицо. Свежо и тревожно. И радостно. Снова – мостовая и камни. Ступени наверх. Черная громада горы, как облако, закрыла половину неба. Город огнями рассыпался где-то внизу. Там же, как в глубоком колодце, лежало море, отражая серебристую пыль звёздного неба.
Он первым нарушил молчание, и все ожило и заговорило…
– Почему ты молчишь?
– Разве надо говорить? – Она повернула лицо к нему.
– Надо.
– Мне казалось, ты о чем-то задумался. И я не мешала тебе.
– От этого мне ещё приятнее. Даже молчать.
– А я устала молчать в одиночку.
– Ты одна здесь живёшь?
– Одна.
Он не спросил «почему?» и какое-то время опять шли молча. Остановились.
– Ты – механик? – спросила, чтобы прервать паузу.
– Нет. Я – штурман.
– Штурман? – переспросила, с акцентом на «ман». Штормовой мужчина?
– Ты романтична. Сразу этого не скажешь. Прости, огорчу тебя: должен был прийти к вам в каюту механик, а пришёл я.
– Случайно? Двери перепутал? – Ей стало смешно, или нервно. – Тебя «по ошибке посадили в самолёт», как в кино?
– Механик сел играть в преферанс. Прости.
– А, Вася говорил, что механики на флоте самые умные.
– Это правильно. А штурмана – пьют и бабники.
– Это правда?
– Я же здесь.
– Бабник? Значит – правда.
Опять повисла пауза. Она опять прервала её первой:
– Ночь – это большая пауза. Мне так сейчас показалось. Наверное, она мне нужна сегодня.
– Почему ты одна в этом городе?
– Мама была главным бухгалтером на пищевом комбинате, но уехала в Израиль
