несуществующий жир на талии, прикидывая, сколько еще осталось худеть к лету.
– И как он?
– Как-как, на тебя похож, только выше и крепче.
– Да я не об этом. Что говорит?
– Ну-у, – подруга намотала прядь волос на палец, силясь вспомнить.
– Понятно. – Разложив пирожные по тарелочкам, и накрыв пленкой, я отложила их в сторону. – Вы опять глазели друг на друга, а затем разошлись каждый в свою сторону?
– Нет. – Ответила она неуверенно и смущенно.
– Да, – усмехнулась я, снимая перчатки. – Как всегда.
– Ты же помнишь про обет? Воздержание, все дела… И вообще, твой брат жутко похож на тебя, а это так странно.
– Все верно, – я подошла к окну, заклеенному рекламой наполовину. На улице распогодилось, и люди сновали туда-сюда уже в одних кофточках и футболках. – А еще Пашка – дуралей, грязнуля и драчун. На черта тебе такой, спрашивается?
– Маш?
– А? – Обернулась я.
– Может, дашь шанс своему попугаю? Глядишь, он не такой, как все, и у вас…
– Нет. – Я спрятала глаза. – И он даже не в моем вкусе.
– Рано ты себя закапываешь, – бросила подруга, отворачиваясь. – Такими темпами через пару лет совсем закроешься ото всех и будешь беспрестанно ворчать, как бабка.
Она покачала головой и направилась в зал. Я проводила ее усталым взглядом, поправила косынку на голове и вернулась к обязанностям – мелким, надоевшим, но таким нужным, чтобы хоть немного отвлечься. Все-таки, Солнце всегда говорила дельные вещи, а еще чаще просто озвучивала то, в чем я сама себе боялась признаться. Каждый раз, когда мне хотелось закрыть глаза на проблему, она возвращалась к ней, чтобы заново обсудить. Еще, и еще, и так до тех пор, пока не находилось решение.
Единственным камнем преткновения оставались мои отношения с одногруппниками. Я упрямо твердила Ане, что мне и так нормально, но она настойчиво продолжала предлагать пути решения, вроде такого, как попробовать найти с ними общий язык, перейти в другой универ или посоветоваться с братом. А я привычно упиралась: нет, я не изгой, меня не обижают, мне и так хорошо, я на всех забила, и меня все устраивает.
– У тебя есть там кто-то, с кем хотя бы можно поболтать на переменке, если скучно? – спрашивала она.
Как удар под дых. Вроде уже привыкла, а все равно неприятно.
– Нет, – всякий раз отвечала я, ощущая тяжелый камень в груди, – как нет и потребности с кем-то там разговаривать.
– О чем и говорю, – сердилась Аня, теребя свои иссиня-черные волосы.
Хороший друг чувствует сердцем. Хороший друг видит боль даже за улыбкой. Хороший друг – это тот, кто, зная твои минусы, все равно тебя любит.
И Солнцева была именно такой.
– Там! – Она вбежала в кухню, словно ошпаренная. – Там!
Аня трясла рукой с блокнотом, указывая на зал.
– Что? – Я поправила фартук и взглянула на нее.
