каются. По памяти буду читать. Нет, лучше открыть глаза, засну еще.
Умыться, привести волосы в порядок, длинная юбка и платок, на все двадцать минут.
Тихий поворот ключа, закрыла дверь. До соседнего храма километр пешком, там за шоссе заканчивается город и переступаешь в совершенно другой мир с деревенским пейзажем, домиками с печными трубами, пышными деревьями. Плавно течет звон колоколов, немного запинается, видать, новый алтарник на колокольне.
Проходя хозяйственный магазин, что на углу, вспомнила:
«Свет выключила. А утюг?!
…Фух, утюг ведь не включала.
Не забыть бы про школьное собрание, в прошлый раз не сдала деньги вовремя.
Все! Оставим попечение, займусь душой, Господи Иисусе Христе помилуй мя…
Хм, надо будет на обратном пути купить масло, заканчивается, а завтра утром Димке на работу, бутерброды приготовить. Ой, деньги, то взяла?»
Нащупав в сумке кошелек, провела по молнии:
«Точно, есть!
Вот дуреха, иду в святое место, а мысли! Эх, Душе моя, душе моя, что спиши!
Господи Иисусе Христе помилуй мя! Господи Иисусе Христе…»
В полумраке, не разобрать лиц, только видно, как к светлым воротам медленно приближаются очертания прихожан, со всех сторон, почти как капли, соединяются в ручеек у главного входа храма.
Внутри запах ладана, чтец отчетливо произносит:
– Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои.
Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! ибо я к Тебе молюсь.
Подходя к змейке из людей в сторону алтаря: «Займу очередь на исповедь, а то еще глядишь, не причастят».
Вышел пожилой священник, благословил каждого, спустился к аналою и произнес:
– Бо́же, Спаси́телю на́ш, И́же проро́ком Твои́м Нафа́ном пока́явшемуся Дави́ду о свои́х согреше́ниих оставле́ние дарова́вый, и Манасси́ину в покая́ние моли́тву прие́мый, Са́м и раба́ Твоего́.
Священник: – Назовите свои имена.
Я: – Екатерина.
Священник: – Ка́ющагося о ни́хже соде́ла согреше́ниих, приими́…
Подошла очередь.
Священник, наклонившись внимательно выслушал. Затем объяснил, как правильно исповедоваться. Огорчилась, не стоило описывать подробности, а только каяться во грехе. Стыдно. Вытащил из меня все. Со слезами рассказала, как осуждала подругу, когда та пришла в вызывающем платье, как теряла мир за вечерними уроками с дочкой, раздражалась на надоедливую коллегу мужа и еще, еще. Слова выпадали, как булыжники, становилось легче.
Наложил на голову епитрахиль и разрешил грехи. Облегчение!
«Забыла поделиться о здоровье сына! Правда зачем? Наверное, батюшкам, итак, несладко, столько людей приходит со скорбями, у многих сложнее чем у меня. Главное исповедовала то, что вспомнила. Господи помоги исправить страстное сердце! Помоги не осуждать, сохрани веру, дай терпения, укрепи мужа!»
– Фух, – отошла со спокойным сердцем в сторонку к большому напольному подсвечнику.
В трех шагах, у иконы, пожилая женщина с благородными чертами лица в длинной черной юбке, на голове темный платок с кисточками. Что-то говорит шепотом и складывая руки лодочкой часто кланяется, затем снова что-то проговаривает и кланяется, все это не в такт службе: «Странная она какая!»
Стою и думаю о Христе: «Сколько Он вытерпел на кресте. Что такое принять на себя грехи мира? Не смогу осмыслить… Наверное, не самое сложное, когда висишь с раздробленными кистями, задыхаясь от жажды и сдавливания, а грехи, мои грехи, которые я еще не совершила пока, а Он уже знал обо мне. Предвидел мои страсти, знал какой я буду! Попытаюсь исправить себя или стану заглушать совесть? Буду наслаждаться моментом или остановлюсь?»
«Господи Иисусе Христе, помилуй!» – вытерла слезы.
Вдруг женщина мгновенно поворачивается, отчего кисточки на платке взлетают стайкой, и глядя в глаза, произносит:
– Он понес твой грех, а ты помогай нести Его крест!
Также быстро отворачивается и продолжает класть поклоны. Хор почему-то перестает петь, видимо, какая-то заминка в алтаре.
Теряюсь в мыслях, пытаясь понять, о чем это она. Становится не по себе от ее слов, стараюсь молиться:
– Господи Иисусе Христе! Господи Иисусе!
Торжественно проходит диакон с кадилом. Запахло смолой и лесом, южным горным ароматом деревьев, когда жара, а под ветвями прохладно, шелестят иголки на сосне.
Из леса вернул
