у Аллы Борисовны хватка железная. Она ловко уворачивается, раскрывает конвертик и читает:
«Очаровательная Диана! Выздоравливайте! И пусть ваш каждый день начинается с улыбки. Владислав».
Я лежу в кровати с горящими ушами и не знаю, как реагировать. За годы брака забыла, что такое получать цветы от чужого мужчины.
– Это как понимать, дорогая? – сурово хмурит брови Глеб.
С его лица пропадает виноватое выражение, наоборот, он приосанивается, расправляет плечи. Этакий мачо на минималках, защитник чести семьи.
Симка фыркает.
– А тебе, великий издатель, слабо было жене цветочки принести? – язвит она. – Да и фруктиками не побаловал.
– Сима! – чуть не плачу я. – Пожалуйста, не сейчас!
– Ничего не понимаю, – добавляет свекровь, поджимая губы. – И когда ты так с Владиком спелась? Он твою картину вдруг купить захотел, цветы посылает.
– Ой, Алла Борисовна, а вы разве не знаете? – не успокаивается Симка. – Влад же и привез Дину в больницу.
– Влад?
Теперь приходит черед удивляться свекрови. Она стоит у стола, теребит нежный лепесток орхидеи, а у меня сердце останавливается: боюсь, что она загубит неземную красоту.
– Алла Борисовна, пожалуйста…
– Что? Что не так? – вспыхивает та.
Смотрит на руки, отрывает лепесток от стебля.
– Мама, не трогай цветы! – соображает муж.
Боже, как же хорошо он меня знает!
Дверь снова открывается, на пороге появляются врач и медсестра.
– Так, посетители! Шагом марш за дверь! Пациентке нужен покой.
Свекровь задирает подбородок и царственно проходит мимо медиков. Вдруг она оборачивается и спрашивает у медсестры:
– Дорогая, разве можно в палате держать такой огромный букет?
– Н-нет, но…
Девушка растерянно смотрит на доктора.
– Безобразие! Что за порядки в этой клинике! Пожалуй, я позвоню Антону Николаевичу!
– Вот мегера! – охает Симка.
Кто такой Антон Николаевич, я не знаю, но медсестра сразу хватает вазу.
– Нет! Не трогайте! – вскрикиваю я и сажусь. – Это мои цветы! Они ничем мне не помешают.
– Правда, бабуля, – поддерживает меня Лялька. – От орхидей даже запаха нет. Пусть стоят.
– Валя, убери вазу на подоконник, – решает по-своему наш спор врач. – Господа, вы мешаете обходу.
Родственников будто ветром сдувает. Глеб прощается холодно: он явно задет и обижен. Лялька целует меня в щеку и шепчет:
– Мамочка, я на связи. Если что – звони.
На душе становится тепло. Да, дочка у меня грубоватая и несдержанная, как вся современная молодежь, но душа у нее светлая.
– Как себя чувствуете? – спрашивает врач, и я перевожу на него взгляд.
Сердце замирает от восторга: давно не встречала рядом с собой такой красоты. Теплые карие глаза сияют медовым
