но настоящей морально-политической поддержки и общественного резонанса эта внутринаучная позиция не получила. Сколько-нибудь осмысленной биополитики не существует и все процессы развиваются стихийно. Даже клонирование, отменяющее пол и подрывающее весь механизм развития человека как живого существа, действительно массовых протестов не вызвало и ползучим образом переходит от животных на него. При такой реакции на самые дерзкие посягательства на собственную природу мы даже не будем знать, когда нас не будет.
Чтобы отбить концептуальную атаку идеологов смерти человека в виде его технического перерождения, надо исходить из признания наличия границ в рациональном познании человека. С осторожностью, как бы бессознательно подбираясь к трактовке феноменов как субстанции и несводимости в феноменологии одного явления к другому, А. А. Гусейнов, например, пишет: «Возможно, в человеке есть нечто закрытое, принципиально недоступное для науки с ее объективными методами исследования. И сами успехи наук о человеке, подтверждают такое предположение… Человек не умещается в границу знания. Человек больше того, что он о себе знает или может знать»34. Исходя из этого надо пересматривать историю человеческой мысли, борьбу течений, выделяя в ней традиции, линии, идеи, на которые философская антропология могла бы опереться как на более глубокий и прочный фундамент, Это особая задача, направление решения ее пока можно только обозначить. Думается, что философия выживания должна исходить не из идеологии универсального эволюционизма и прогрессизма, возгоняющей все сущее к какой-то абстрактной точке, а из установки на коэволюцию и бесконечность Вселенной; при этом человек рассматривается как ее микрокосм; целью нашей деятельности должно быть бытие, а не становление /линия Парменида, а не Гераклита/; парадигмой культуры: Homo non vult esse nisi homo35 /Н. Кузанский/; смысл жизни человечества надо видеть не в его конце, а в «совершеннейших экземплярах» /Ф. Ницше/; есть ситуации, в которых придется уповать на то, что «нас спасет только Бог» /М. Хайдеггер/; этическим идеалом должно быть богочеловечество, что предполагает отказ от прометеизма и претензий на человекобожие /Н. Бердяев/; а главным назначением философии считать поддержание «традиции воссоздания человека» /М. Мамардашвили/. Это та линия аргументов, вокруг которой можно выстраивать идеологию сохранения жизни на Земле. Она близка духу великих религий, призывавших не к трансформации, а нравственному возвышению личности. Она совпадает с perennial philosophy /вечной философией/ и может стать предпосылкой вечности человека.
Думается, что импульсы к реальной борьбе за поддержание жизни на земле – не только вообще, как природы, а в ее высших формах, как человека – могли бы исходить от собственно гуманитарного человековедения и церкви. Именно они могли бы предлагать “фильтры выживания”, которые надо ставить на пути внедрения достижения познания в практику.
Гусейнов А.А. Что же мы такое? // Человек. 2001. № 2, С. 7.
Человек не хочет быть ничем иным кроме человека. /лат/.
