от свой
во Имя Мое, обретет ее. А сохранивший
живот свой супротив Имени Моего
потеряет ее.
От автора
Книга, которую вы держите в руках, – это третий том, первая книга трилогии «Братьев Карамазовых». Действие третьего тома, первой книги продолжается спустя двадцать четыре года после окончания второго тома, в канун первой русской революции. В нем речь пойдет об Алексее Федоровиче, которому в то время исполнилось пятьдесят шесть лет (его брату Ивану шестьдесят). Он попытается решить грандиозную по тому времени, да и в наше время, задачу: создание действительно независимого от кого бы то ни было профсоюза рабочих и фабрикантов на основе Евангельского учения. Здесь Алексей Федорович выступает в роли прототипа или прообраза священника Григория Гапона. (Чтобы воссоздать его жизнь буквально по дням, автор использовал более двадцати источников-свидетельств.)
Написан роман все так же в стиле документального реализма. Своей судьбой Алексей Федорович, словно лакмусовая бумага, ознаменовал окончание эпохи христианства, и не только в России, но и в целой Европе, и наступление постхристианского времени.
Пролог
«Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: один за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты – Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16: 13—18).
Часть
I
СМЕРТЬ
– Алексей Федорович… по смерти моей вы… заботу о рабочих и фабрикантов не оставляйте ни на день… и в горе… не впадайте. Погорюйте сорок дней… и довольно будет. Найдите себе пару… потому как нехорошо… быть вам одному. Только не моих лет, а значительно моложе… чтобы она в вас жизнь вдохнула… а то вы… передо мной сейчас… сидите и весь-то бледный… и безжизненный какой-то. На вас даже… страшно взглянуть, до того вы… весь измучены переживаниями. Тело в сыру землю уйдет, а душа на небо… там я вас поджидать буду… потому в расстройствах нечего… вам пребывать. И вот еще что… гроб должен быть обит… розовой материей, чтобы видно было сразу… вот девочка для Бога созрела.
– Не беспокойтесь, это вам вредно. Уж будьте покойны, все устрою, как завещаешь, моя дорогая Lise, – отвечал Алексей Федорович, – вы только лежите и старайтесь поменьше говорить.
– Вот еще что, в грехе… не живите, а непременно… венчайтесь и только… тогда познать друг друга… должны. Это я… вам наказ даю. (Пауза.) Любите, любите… нашу Катеньку… не оставляйте ее… одну, а то она с горя помрет… Ее еще замуж… надо выдать… вы уж расстарайтесь… это первоочередная задача… для вас… Алексей Федорович.
– Исполню, исполню все, чему наставляешь, выполню в точности и даже более того, – сказал Алексей Федорович, утирая выступившие самопроизвольно слезы.
– Алексей Федорович, что это с вами?.. К лицу ли… вам это? Утрите сейчас же… и больше не позволяйте… себе эту слабость… по крайней мере при мне… Я же… жду от вас… благословенного слова, а не раскисшего…
На пороге стоял ноябрь тысяча девятьсот четвертого года, Lise исполнилось пятьдесят два года, и она лежала на смертном ложе, очень истощенная, поедаемая собственным организмом, она уже отказывалась от еды и пила только святую воду.
– Мама, мама, – залепетала только что вошедшая в комнату их приемная дочь Екатерина Алексеевна, – мы с Родионом Ивановичем по Адмиралтейской набережной гуляли, наконец-то погода позволила вдохнуть свободно чистого воздуха над Невой. Вы знаете, маменька, он спрашивал про вас, про ваше здоровье и говорил, что хотел бы быть чем-то вам полезен. Он так же, как и я, очень переживает за вас.
– Спасибо, доченька… А что, ты, верно, увлеклась им?
– Ну что ты, маменька, мы просто дружим.
– Понятно. Алексей Федорович, вы идите к себе… Мы тут посекретничаем.
– Как скажешь, любимая. Оставляю вас наедине, только прошу Екатерину Алексеевну не переусердствовать, помня, что длинные разговоры отбирают у вас много сил. Потому берегите маменьку, и не давайте ей расстраиваться, – сказал Алексей Федорович и направился в свою комнату, переделанную в его кабинет, поставив кожаный диван вместо кровати, письменный стол, обитый зеленым сукном, на нем письменный прибор и стопа чистых листов бумаги, шкафы с книгами по богословию и поучения святых старцев.
За то время, что мы остановили повествование, прошло двадцать четыре года, многое изменилось. Событий,
