дей Высвобождая Марту от своей "мертвой" любовной хватки и переходя, взамен страстных – к утренним посторгазмическим, больше нежным, объятиям – Баксков с удовлетворением предавался, постепенно стухающему в себе – звучанию полифонического аккорда высшей человеческой взаимности… Словно ослабевающий водопад отхлынувшего каскада чувственных вызовов – затихая, мерно журчащим в нем ручьем – ниспадал в спокойное житейское море для дальнейшего, совместного с любимой, по жизни, – путешествия, полного других многообещающих подарков…
– …Нет! Это – ты… Ты мое Солнце… – едва шевельнула губами, приходя в себя, разрумяненная от участия в любовном ристалище Марта.
– Нет ты! Ты – Солнце!.. – сказал Николай.
– Нет – ты – снова слабо, но настояла Марта.
– Не спорь со мной, с мужчиной – сказал Николай. – Солнце у нас – ты!…
– …Что ты! Нет! Ты – Солнце!.. – Не сдавалась Марта… …Николай остановил поток взаимных назначений "солнцем" коснувшись теплых губ Марты своими… Бережно целуя любимые уста, он ощутил, как бы знакомый запах своей же спермы, который организм утомленной любовью счастливой партнерши обогатил ландышево-лавандовой запашной ноткой… "…Не это ли начало нового человека… Нашего общего ребенка…" – Промелькнуло в голове сопрана. …Баксков, задержав на вдохе свободно влетевший в легкие воздух и, не вставая с кровати, вдруг запел "О Соле мио".., да никак не хуже, чем некогда на сцене Большого. …Марта была готова слушать любое пение мужа – всегда и с неизбывным восторгом!
– …Ты в в Оперу, Коля? Будь осмотрителен. И возьми, не забудь, зонтик!
Купаясь в своей, всесторонне расцветающей любви к Марте, Баксков перестал отвечать на частые международные звонки наркома внутренних дел. В ближайшее время он – никак не собирался возвращаться в стимп-СССР. На фоне своих всепоглощающих – разной степени сладости – любовных переживаний, Николая было не испугать даже незавидной участью Бронштейна, или главкома украинских националистов. …Колька-баянист со Стаханова уже разносил по Арбату своими нехитрыми куплетами, добравшиеся до советской столицы слухи об амурных похождениях в Праге ведущего стимп-советского певщика:
"Баксков в Чехии стал жабом.
Жабом прыгает по бабам.
Выпья, с жажды, пива кварту,
с Насти – прыгнул он на Марту…
Хоть наломано им дров,
Не щемит его Ежов.
Колин облик – аморален!
Так, куда же смотрит Сталин…
И куда же, в жизни светской,
смотрит наша власть, советска…» …Знали бы арбатские зеваки – до какой пребольшой задницы были нынче влюбленному Бакскову все кольки, со своими куплетами, и все сталины, с их ежовыми…
По неожиданно счастливой случайности, майору Путену удалось сблизиться с Баксковым и уже самовольно, без согласования с начальством, решиться начать – слегка-слегка, совсем неосязаемо для всех и для самого певщика – начать осуществлять его вербовку в стимп-совразведку. Несмотря на то, что сопран, в ресторане, где они встретились, был в темных очках, Путен его узнал сразу. Узнал – по светловолосой голове и наручным часам за 500 000 дойч-евро, таких же, как и у усатого пресс-секретаря Кормчего. Майор, естественно, – подошел, извинившись, вежливо поздоровался… и, испросив позволения сопрана представиться, – назвался туристом из Германии, обожающим оперетту. В конце-концов, рассыпаясь в восторженных комплиментах своему визави, майор вежливо попросил у того автограф. …Баксков был совсем непротив, чтобы допить свой бокал с шампанским в компании вежливого туриста-Макса из Германии.
Так, мало-помалу, сидя за ресторанным столом, они, как стремился к тому майор разведки, непринужденно разговорились. Поначалу, как водится, о погоде, …а потом – о взметнувшемся, в связи с присоединением немцами Судет, росте цен на шампанское и гражданские дирижабли. По окончании этого – второго сопранового завтрака с шампанским, майор, стараясь выглядеть непринужденным и раскованным – Максом-«рубахой-парнем», притворившись для пользы дела вербовки, опьяненным, как мог, но в итоге – фальшиво и хрипло,– рискнул негромко напеть почти в самое ухо собеседника:
«…Тут же вынь сухим,
если сунул в чай
ты его нечаянно.
Лучше промолчать,
за разливы слов
платиться отчаянно…».
Баксков не подхватил за подвыпившим туристом и, без удовольствия прослушав свой собственный текст, который почти уже успел забыть – поморщился. Вызвавшись, «из уважения к таланту», оплатить заказ известного исполнителя, майор щедро бросил на стол несколько, разумеется, подотчетных дойчмарок с изображением шахтера… Баксков, увидев купюры, отчего-то
