у него есть, а не хватит наличностей, снимет из банка деньги – трястись с ними он не будет – сколько надо – заплатит. Но, вот, эта неизвестность. Скоро, и его догонит. Это точно. Действовать надо, а он сидит тут. А если Валентине, что надо – а его нет. Да и врачи сегодняшние,– он понимал. Как те Казанские сироты. Государство, от всего самоустранился, видимо. Так это, или не так, Аркадию Максимовичу не надо сказку рассказывать – свеж еще был пример. За дочь, чтобы она родилась, да и у матери, чтобы все зубы во рту сохранились (врачи акушеры знают, почему у рожениц ломаются зубы), заплатил он, сумму несусветную, (а зарплаты – натуральные – у людей тогда, было две тысячи рублей по стране). А с Валей, если и расценки выросли, да и кто она в областной больнице? Просто серая личность, с отталкивающей внешностью. Тут бы она у себя лежала, ради любопытства, семейка ведь в городе известная, все, что надо, добыли, а там она – просто больная россиянка – электорат. Умрет на операции, никто не пошевелится. (Это, правда, да и народ это знает, без этой пропаганды).
Аркадий, до боли сжал зубы, заныл в бессилии, что изменить ничего он не может. Случись что, передоверить дочь ему ведь некому. Кирилла Петровича нет, Валя – сама больна, Даша… – Аркадий знает, Валентина, всегда в страхе вздрагивала, когда она вертелась рядом с ее дочерью. До сих пор понять не может ее, чего это она обиделась на эту семейку. Раньше, он же помнил, первые годы, будто даже как бы прописаны были в доме. Когда он не приходил домой, заставал в доме, то Дашу, то Виктора, торопливо доедающего щи на кухне. На замечание, Валентина отсекала его всегда, ворча.
«Тебе, что жалко объедки?..»
Теперь, Виктора, вообще вблизи дома невозможно застать. Он дом этот, Аркадия, обходил за сто шагов – иначе Валентина могла увидеть его и исполнить свое обещанное, как:» Удавлю…»
Конечно, ему наплевать, что Валентина говорит. Не маленький, и знает лекарство, как ее применить. Это, Аркадий Максимович, он олух небесный, ничего не понимал и не видел, а он, Виктор, все видел, все примечал. Однажды он, как увидел вблизи Оленьку, чуть было не скопытился – будто как отражение на зеркальце, Олиной лице, увидел себя. Сразу вспомнилось ему тот вечер, устроенный Аркадием Максимовичем, по поводу получения институтского диплома. Он тогда все, до многоточия вспомнил, что было у него тогда с Валентиной. Вначале испугался. Со страха, бросился, под дурачка играть – особенно приезжими, отдыхающими на озере, выпытывал, что будет, если дальние пусть родственники, на кисели вода, между собою родят ребенка. Те, конечно, его не понимали, думали, хохмит мужик от скуки с ними, не больно и прислушивались к его словам. Но, он сам, однажды, услышал у одного: «Вероятно, калекой может родиться. Если точно близкие родственники. А так, как говорите… это же седьмая вода на киселе. Нормальный родится. Точно». Это его успокаивало. Хотя… он – то знал. Родственники, и правда, они далёкие. Было даже желание, сказать об этом Вале, успокоить ее, но страх, куда его денешь, затрясся, как тогда. Жить он и правда, хотел. Валентину, он знал. Та, если что, задумала, выполняла всегда. Да и самого Аркадия Максимовича он пуще
