рюмку-другую». Вероятно, момент был действительно стоящим, и мужчина хотел запомнить его доподлинно. А, возможно, бунтовала уставшая печень. В любом случае пить Джозеф не собирался и тем самым сделал семейству подарок в виде прекрасного вечера.
Под конец прощального дня Рудковски решились на велопрогулку. Еле-еле крутя педали нелюбимого вида транспорта, Катерина старалась «сфотографировать» в памяти приятные глазу виды – те по прошествии времени обесценились и стали восприниматься как должное.
Большую часть пути проехали молча. Любое слово воспринималось сейчас нарушителем их спокойствия, вором интимного момента вместе.
Наутро, в совсем ранний час они тем же составом отправились провести дочь на вокзал. Взяли даже Меланию, но не потому, что малышка боялась остаться дома одной, – ребенок слезно молил провести дорогую сестренку. И не глядя на то, что обычно девочка пробуждалась не ранее десяти, сегодня она солдатиком караулила у двери Катерины уже в начале седьмого.
Будильник еще не звенел, но под пристальным взглядом Мелании девушка пробудилась. И подобно тому, как любопытный нос раздвигает жалюзи, чтобы подглядывать за жуликоватым соседом, Рудковски маленькой щелочкой приоткрыла глаза.
– Мелания? – на лице Катерины впервые за последние сутки играла невымученная улыбка.
– Прости, – перепугалась малышка. – Я не хотела тебя разбудить.
– Беги сюда, глупышка.
Катерина приподняла нагретое теплом тела одеяло и похлопала по смятой постели, подзывая растерянного ребенка к себе. Мелания подбежала к кровати, но глазки ее, извиняясь, сверлили пол.
– Ну что ты, Мелани, – Рудковски взяла сестренку за подбородок и приподняла милейшее личико так, что взоры их теперь была уставлены друг на друга. – Ты не помешала.
Уверившись в невиновности, малышка охотно залезла под одеяла, и Катерина принялась мучить ее щекотаниями.
За завтраком мать и отец сухо перечисляли предметы одежды, бумаги и прочую ерунду, которую Катерина никак не имела права забыть. При каждом новом названии уставшая от проверок Рудковски лишь монотонно тянула: «Взяла-а-а».
Загрузив чемоданы, семейство уселось в их старенькую, но все же достойного состояния машину и отправилось на вокзал. Поездка по их пустынному городу отняла минут пятнадцать – слишком мало для наслаждения местечком контрастных воспоминаний. Слишком много однако, чтобы успеть погрузиться в печальные думы.
Когда Рудковски в конце концов пришвартовались к вокзалу, поезд уже занимал положенное ему место. Он, вероятно, стал первым за жизнь Катерины, кого она прокляла за пунктуальность. О, как горьки, как безжалостны эти минуты прощаний! Они ставят людей перед чудовищным выбором: скорее убежать, выкрикнув сухо «до скорого», – так люди прячутся от ноющей боли утраты; или целиком утонуть в прощальных объятиях да целованиях, с разбегу прыгнув в кипящий котел.
Катерина,
