валось розовое облако.
– Ты должен выйти, – продолжала она какую-то мысль, – я не должна это говорить, потому что я – мать, но именно поэтому и говорю… Я даже не верю сама, что это говорю… Я теперь ни в чем не уверена. Но уверена, что ты должен выйти.
Розовая субстанция поднялась из ее тела и собралась в покачивающийся пузырь. Тени в прихожей стали мягче и теплее, сбалансировав композицию.
– Я, может быть, и заперла бы тебя здесь, огородив от всего в этом и других мирах… Я, может быть, этого больше всего бы хотела, но сейчас я как не в себе.
Розовый пузырь, оторвавшись от ее макушки, стал плавно подниматься и приближаться к потолку.
– Ты должен выйти…
Она бросила еще один взгляд на зеркало и посмотрела внимательно на свои туфли, как будто пыталась их запомнить. Розовый пузырь, нисколько не задерживаясь, прошел сквозь потолок. Тени стали резче. Дверь открылась, впустив звуки городской улицы, и снова закрылась за женщиной.
Композиция изменилась, и взгляд Марка автоматически выбрал более удачный ракурс прихожей. Неестественно замершая капля воды обостряла ощущение нереальности происходящего.
Марку хотелось спать. Он колебался и смотрел то на ванную, то на кровать. Ложе, выпрямляя образовавшиеся за ночь неровности, стало медленно раскачиваться из стороны в сторону. В движении было столько томности и почти эротичности, что Марк не выдержал и снова лег. О странном розовом пузыре решил подумать потом.
Но только юноша закрыл глаза – раздался сигнал вызова. Парень вытянул руку из-под одеяла, пытаясь жестом включить громкую связь, но ничего не происходило. Марк опять поднялся с кровати, подошел к лежащему на столе гаджету и закрепил его на своем виске
– Слушаю.
– Выходи сейчас же, – произнес уверенный женский голос.
– Зачем выходить? И кто это говорит?
– Встретишь меня на улице. А разве можно кого-нибудь встретить на улице, не выходя из дома? Ты ведь хочешь, чтобы к твоей матери вернулось ее осознание.
Разговор прекратился. Встревоженный Марк прошел в ванну. Сначала он не придал большого значения увиденному розовому пузырю, привыкнув к тому, что его воображение часто дополняет и приукрашивает действительность. Но слова о покинутом осознании его беспокоили. Капля воды, наконец, сорвалась вниз.
Марк, словно опьяненный, оделся и вышел из квартиры, однако отрезвление не наступало. На другой стороне улицы от прохожего, который прогуливался с собакой, отделился такой же розовый пузырь. Собака на него гавкнула и продолжила обнюхивать куст, стараясь успеть считать всю информацию до того, как натянется поводок.
Марк шел привычной дорогой к центру. По пути его взгляд выхватывал наиболее интересные кадры, автоматически меняя оттенки цветов и контрасты контуров. Самые удачные ракурсы он, моргая, фотографировал. Почти перед всеми людьми на уровне лица висел полупрозрачный голографический экран, позволяющий видеть окружающее и следить за новостями одновременно. Среда – день выборов, и на улице было полно политиков, с которыми прохожие старались не встречаться взглядами, чтобы кто-нибудь из них не увязался следом.
На площади выступал один из невыбранных в мэры политиков. Марк не помнил, как его зовут, но помнил, что его не выбрали. Присутствовало лишь небольшое число зевак, привлеченных аттракционом – куском купола Золотого Города, главного в Содружестве Городов. Купол показывал каждому смотрящему ту часть планеты, которую он хотел бы разглядеть.
– Хотите чувствовать себя особыми и значимыми – выберите нас, – обращался политик к десятку зевак. – А мы обещаем вам быть невзрачным и безликими винтиками системы, и во всяком случае, не лучше вас.
Юноша находился в состоянии, близком к гипнотическому трансу. Розовые пузыри по-прежнему покидали тело то одного, то другого человека. Марку исполнилось 18, и он давно не удивлялся тому, что его воображение изменяло мир, поправляя его. Но в пузырях чувствовались самостоятельность и самодостаточность. Даже если кроме него их никто не видел, они не были лишь плодом его воображения. Тело его матери, как и тела других людей, покинуло нечто очень важное. Непостижимость происходящего, как это ни странно, завораживала и даже успокаивала. Юноша ощущал себя наблюдателем из другого мира.
Неожиданно возникшая перед ним женщина протянула листовку. Марк всегда их брал и выбрасывал, как только скрывался за углом, объясняя такое свое поведение нежеланием обижать распространителей. Но скорее он избегал необходимости отстаивать свое решение и свою позицию. Ему было проще взять, улыбаясь, а затем незаметно выкинуть.
Марк скользнул взглядом по листку и вздрогнул. Крупным шрифтом было написано: «Ты должен выйти…». Юноша поднял глаза. Красивая дама с гордым, почти высокомерным выражением лица была одета в подобие длинного греческого
