которая смотрела на него янтарными глазами и молча ждала. Мужчина тоже молчал. Его взгляд, не торопясь, путешествовал по прикрытым покрывалом длинным ногам, стройному телу, скользнул по прижимающей к груди тёплую ткань изящной кисти, остановился на чёрной атласной ленте, оплетающей тонкую шею антрацитовой петлёй, заглянул в глаза и грустно усмехнулся. Когда-то там, глубоко внутри этих медовых омутов, он часто ловил не успевший спрятаться холодный огонёк ненависти. О, да! Это прекрасное создание поначалу ненавидело и презирало повелителя людей, но ничего не могло сделать, ибо…
Император присел в стоящее рядом кресло и, склонив голову на бок, пригубил вино, казалось, задумчиво-холодно разглядывая свой «трофей». Пальцы девушки невольно потянулись к плотно обвивающей шею ленте. Эта чёрная полоска была символом её рабства, знаком подчинения, мечом палача, висящим не только над ней самой, но и над её близкими. Ведь точно такие же «ожерелья» красовались на их шеях. Они сами одели их в день, когда согласились на все условия, выдвинутые им победителями, когда принцесса Альте́ри была обещана, как залог мира. Люди сказали, что это – ретранслятор, который позволит им чувствовать друг друга, знать, что они живы, даже находясь вдали. «Хотя ходит слух, – сказал тогда Императору Корадус, – будто они могут говорить даже с мёртвыми».
Однако люди не были до конца откровенны. Это и правда был ретранслятор. Но он работал ещё и как проклятье направленного действия, активирующееся на установленные ограничения. Если один из «проклятых» умрёт, умрут все. Если один из «проклятых» попытается снять «ошейник» в обход ключа-заклинания, умрут все. И ещё. Если повелитель людей будет недоволен своей «гостьей», умрут все.
Император не стал отсылать эльвскую принцессу в столицу, как ожидали многие. Первое время он везде таскал эльву за собой. Не из любви, не из необходимости, а просто так, чтобы пленница каждый день помнила о своём положении. Девушка по его воле должна была делать всё, что потребует от неё «хозяин»: петь, танцевать, делить с ним трапезу, разминать его тело после сражений, развлекать беседой или просто быть рядом. И она была, днём и ночью. Правда, так продолжалось лишь первое время, пока однажды Император вдруг не обзавёлся прекрасной наложницей. Но, – мужчина даже не сразу поверил в это! – гордая эльва первой потянулась в его объятья. И если раньше мучительно-горькими ночами мужчина не мог думать ни о ком, кроме покойной жены, то постепенно время начало стирать воспоминания о его Ли, укрывая их туманом прошлого. С тех пор вместо того, чтобы от боли и одиночества рвать зубами подушку в полуночной тьме, ловя в отблесках ночи очертания потерянного счастья, вскакивая в надежде поймать пригрезившуюся тёплую ладонь на своей груди, правитель империи людей коротал ночи под сдавленные всхлипы и сдерживаемые стоны той, которую презирал и желал одновременно и которая – он был тогда почти уверен – при первой же возможности вырвет ему сердце…
Теперь же так много всего изменилось
