представлял в действительности этот пожарный рукав, но, не зная русского языка, не мог нам об этом сказать…»
Прозвучал отбой тревоги, и мы разошлись по каютам, но не успели вымокшие насквозь «огнеборцы» переодеться в сухую одежду (о чём я судил по чертыхающемуся Феде: он только и успел что расстегнуть верхние две пуговицы на прилипшей к телу, вдрызг мокрой рубашке), как по спикеру снова прозвучал сигнал, на этот раз – «шлюпочной тревоги» – семь коротких звонков и один длинный. Тревога эта простая: надо надеть спасательные жилеты и разбежаться по своим шлюпкам, что мы с мокрым и разгневанным Федей проделали достаточно успешно…
Разбор действия по тревоге проводил старпом: одутловатая вытянутая физиономия с красным носом картошкой и маленькими, вечно рыскающими глазками излучала полное довольство собой; кряжистый, руки и ноги тяжёлые и волосатые – в татуировках, повествующих о различных перипетиях беспокойной жизни; косноязычен. Одет был, как всегда, в судовую тропическую робу: серого цвета льняную рубаху с двумя нагрудными карманами с клапанами и короткими рукавами, и шорты из того же материала, на ногах – стоптанные набок, опять же судовые сандалии из твёрдой свиной кожи, издававшие при ходьбе звуки, напоминающие цокот лошадиных копыт. По его словам, выходило, что все оказались «на высоте и чётко, со знанием дела выполняли свои обязанности», но только – не научная группа. «Вместо того, чтобы, как положено по тревоге, передвигаться бегом», мы «ходили прогулочным шагом», «не задраили иллюминаторы ни в каютах, ни в лабораториях, то есть не боролись за живучесть судна, неправильно надели спасательные жилеты, а некоторые вообще были без них». И самое ужасное, что мы, оказывается, «разорвали весь пожарный рукав, и, если бы произошёл реальный пожар, что уже однажды случалось на нашем судне, то из-за нерадивости научной группы судну был бы нанесён значительный материальный ущерб, а то, глядишь, и полный каюк». Последние слова он проговорил театрально-трагическим голосом шиллерского «короля Лира» и чуть ли не разрыдался под сдавленные смешки экипажа. Следуя его логике, получалось так, что во всех несчастьях нашего судна виноваты только «научники», и что, пока мы окончательно не уничтожили судно, было бы лучше всей научной группе собрать свои манатки, сесть в Мапуту на самолёт и улететь домой. Многих из нас подобный казус только рассмешил, так как эту старую заезженную пластинку многие из нас слышали не раз и в предыдущих рейсах: своё разгильдяйство оправдать за счёт «не приспособленных к судовой жизни» научных работников – самое милое дело!
– У многих спасательных жилетов, оказывается, оторваны провода, соединяющие сигнальные лампочки с батареями, а некоторые батареи вообще позеленели и не работают, и если что на судне случится ночью, и мы окажемся в воде, в открытом океане, нас никто не заметит и не спасёт, – широко зевнув, высказался боцман и почесал затылок.
Услышав боцманское наивное высказывание, мы, не сговариваясь, встали и объявили
