– Я обязательно вытащу тебя отсюда, и мы сбежим.
Как вы думаете, сколько раз нужно сказать эту фразу, чтобы она стала звучать совершенно иначе?
«Я никогда тебя отсюда не вытащу, и мы никуда не сбежим».
Именно это я слышу уже две недели.
Всего две недели как я по-настоящему открыла глаза и поняла, что этот мужчина использует меня. Первый и единственный мужчина в моей унылой жизни.
– Хорошо, – отвечаю я и дарю Нолану улыбку.
Плечи доктора мгновенно расслабляются, а за пределами подсобки его кабинета кто-то покашливает, а потом тихо стучит о деревянную преграду. Я знаю кто это. Такая же одиночка, как и я. Одна из нескольких десятков Каролин, что живут на ферме вместе со мной.
– Мы все обсудим завтра, ладно? – спрашивает Нолан и целует меня в губы.
Я отвечаю на его поцелуй, он отдает гнилью обиды и предательства. Еще сильнее сжимаю во вспотевшей ладони украденный ключ. Еще недавно я с упоением ждала наших встреч и пыталась запомнить каждое мгновение, касание и сказанное им слово. Теперь я желаю избавиться от воспоминаний о докторе Нолане, а его поцелуи и слова больше не отзываются откликом в душе. Единственное, что я к нему испытываю, – разочарование и обиду.
Тяжело понимать, что ты не единственная. Мне было обидно за себя, ведь я действительно верила Нолану, думала, вот-вот и он заберет меня отсюда и покажет мир. Ведь я ничего не видела, кроме белого лабиринта фермы. Нолан о многом рассказывал, но сейчас я понимаю, что в этих историях не было никакой конкретики. Красивые сказки, не более этого.
Если бы я знала, что меня ожидает в будущем. Если бы только знала, то скорее всего не пыталась бы сбежать и не потащила бы за собой еще троих таких же, как и я. Но будущее всегда остается туманным. Пока ты не вступишь в этот туман, так и не узнаешь, что он в себе таит.
Нолан оторвался от меня и прошептал:
– Но больше никому не задавай этих вопросов. Это опасно.
– Почему?
Он поджал губы и глубоко вдохнул.
– Ты не должна так думать.
– Как?
– Как человек.
Я ему не верю. Что бы он мне ни показывал и ни рассказывал, чтобы получить секс, я не верю, что я и остальные Каролины не совсем люди. Я ничем не отличаюсь от Нолана. У меня так же две руки и две ноги. Мы разговариваем на одном языке и испытываем эмоции, хотя Каролинам запрешено их показывать. У нас не должно быть индивидуальности. Мы все равны и одинаковы. Как бы Нолан ни убеждал меня, я считаю себя человеком. Я уверена в этом.
– Я и есть человек. Я помню детство, – запинаюсь и тут же добавляю: – помню многое.
Это не совсем так. У меня есть огромные пробелы, которые я никак не могу воссоздать. Где я была и что делала? Как оказалась на ферме? Покидала ли ее когда-то? Раньше я вообще думала, что остального мира не существует, но Нолан несколько раз проговорился, потерял бдительность и даже не заметил, как обмолвился о том, что за пределами фермы бушует жизнь.
– Ты Каролина. А это больше, чем человек.
В дверь снова постучали. Это была Кира, ее задача состоит в том, что она будет отвлекать Нолана, пока я буду проверять ключ. Достаточно ли его, чтобы выйти? Откроет ли он хотя бы одну из дверей?
Не знаю почему именно я взяла на себя эту задачу. Тут однозначно сыграло недоверие к другим девушкам Нолана, но есть что-то еще. Словно я привыкла принимать решения подобного рода, хотя никогда раньше этого не делала.
Проклятая память. Что с ней не так?
– Мне пора, – сказала я и развернулась, продолжая сжимать ключ.
Легкая нервозность начала растворяться в венах. Как только я вынесу ключ за пределы кабинета Нолана пути обратно не будет.
– Эшли, – напряженно произнес Нолан, и я зажмурилась.
Нет, он не видел, как я достала ключ. Просто не мог. Мне пришлось повернуться и посмотреть на него как на божество, каким совсем недавно я его и считала.
– Что? – спросила я, а в груди кольнуло острой иглой разочарования.
Хотела бы я продолжать находиться в неведении и думать, что Нолан действительно считал меня особенной?
– Ты же знаешь, что я люблю тебя больше остальных?
Я улыбнулась, хотя знала, что он говорил это каждой из нас. Одни и те же лживые слова. Как только Нолан задал этот вопрос, я поняла, что не хочу больше быть его игрушкой. Это жестоко и больно. А я ведь никоме ничего плохого не делала, значит не должна испытывать боль на своей шкуре.
– Конечно знаю, – ответила я и почувствовала непреодолимое
