Убраться отсюда. Нестись, не оборачиваясь в свою новую светлую спокойную семейную жизнь. Но если это она…
– Это не ты! – сказал рьяно. – Этого не может быть.
– Тим? – она простонала и вдруг всхлипнула, заметавшись по кровати: – О, боже, Тим?!
В ее возгласе столько боли и отчаяния.
Ее глаза широко распахнуты. Ее голубые глаза…
Губы обиженно надуты. Ее губки, которые я так любил целовать.
Чертов псих! Макс я убью тебя! Чем он меня опоил?!
Снова сглатываю и делаю шаг к кровати.
– Помоги! – шепчет еле слышно, пытаясь встать. Но я вижу, что не может и, шатаясь, снова падает на кровать.
– Ксень? – говорю я, уже веря.
Верю, мать его, потому что вижу. ВИЖУ её! Ту, что однажды выкрала мое сердце. Чертова первая любовь! А говорят всё проходит…
Подлетаю к ней как коршун и беру её за дрожащую руку. Мой маленький мышонок дрожит. Горит. Тоже не верит глазам.
Мотает головой, стараясь прикрыться, но куда уж там. Этот наряд предназначен совсем не для этого. Просвечивающие трусики, ничего не скрывающие; грудь, украшенная легким кружевом…Она же была такой скромной…
Огорчение лавой обрушивается на меня, и я еле сдерживаюсь, чтобы не зарычать.
А как же кулинарная школа, в которую я тебя отвозил после наших свиданий?
А как же твой фирменный наполеон, который ты готовила для меня, и тайком от бабули мне приносила, пока я влюбленный дурак ждал тебя у кромки леса?
А как же твоя мечта о кондитерской?
Не могу поверить, что она стала…шлюхой.
Красивой, роскошной в этом наряде, но жалкой шлюхой?!
Порывисто закрываю лицо руками, издаю даже стон. Ноги не держат, и я сажусь на кровать у ее ног.
Хочется видеть ее и так же сильно не открывать глаз.
Слышать ее голос, но не знать объяснения происходящему.
Трогать, но не чувствовать как и прежде сердцем.
Забыть, и как и прежде лишь вспоминать.
Но вместо этого, вместо здравого смысла, я не открывая глаз, веду пальцами по её ноге, пододвигаюсь чуть ближе и прикасаюсь к лицу. Натыкаюсь на губы и ощущаю, как она целует мне руку. Подушечкам пальцев становится влажно, и я вытираю слезы на ее глазах.
– Как же так, Ксю? – все-таки спрашиваю горько и все-таки смотрю на нее.
Тону в омуте испуганных и каких-то захмелевших голубых глаз. С ней явно что-то не так. Если я еще немного пьян, то она точно под кайфом. Огромные зрачки не дают шанса на опровержение.
Осознание этого почти добивает.
Шлюха и наркоманка? Не верю!
– Что ты здесь делаешь? Как же так?
– Тим…– снова пищит она, пытаясь приподняться.
Я обхватываю ее, поднимаю, прижимая к себе и сквозь порочное кружево, вижу синяки и ссадины на ее руках, плечах, бедрах. Ненавижу того, кто это с ней сделал и в порыве ярости, что вырывается из груди, с силой стискиваю ее.
Она
